Гринвичский меридиан - Юлия Лавряшина

Он от души напился чаю, вспоминая, как Тамара учила его пить "по-купечески" — из блюдца, понемногу откусывая от кубика сахара. Сначала Пол вылил весь чай на стол, но со второй попытки все получилось, и ему даже понравилось. Она смеялась: "Ой, Пол! Ты сейчас такой краснощекий и довольный… Настоящий купец!"

Пол засмеялся, увидев эту картинку, но тут же оборвал себя: "Чему я радуюсь? Этого ведь больше никогда не будет… Она любит не меня. Она любит молодого, талантливого и смелого, каким я давно перестал быть. С ним ей хочется пить чай вприкуску и скакать без седла…"

Оставив чашку на столике, Пол, тяжело ступая, поднялся в спальню и лег, в надежде уснуть. Голова у него еле работала, и он никак не мог сообразить, в какую сторону произошло временное смещение. Он начинал подсчитывать, и его сразу клонило ко сну. Наконец он понял, что все очень просто — от России его отделяли двадцать пять лет жизни, одолеть которые никому не под силу. Это открытие так придавило Пола Бартона, что он сразу уснул, как безропотно засыпает младенец, когда его укрывают тяжелым, стеганым одеялом.

Во сне он увидел себя кружащим по Стоунхенджу. Пол побывал там перед самым отъездом в Россию, растревоженный опасениями, что мощная энергетика этой чужой земли вытравит из него все британское и заполнит собой. В Стоунхендж Пол надеялся подзарядиться от каменных исполинов, в которых каждому виделось что-то свое. Даже во сне он ощущал ту же очистительную дрожь, которую вызвали в его теле невидимые, насквозь пронизывающие нити, что связывали глыбы между собой. Он суеверно обходил лунки, припорошенные вековым прахом сожженных здесь мертвецов. Зато голубые камни влекли его, и Пол тянул к ним руки, словно в каждом скрывалась она, и это свечение ее глаз окрашивало долерит. Он хватался за них, и они казались ему теплыми.

"Где ты? Отзовись!" — молил Пол и понимал, что смешон. И чей-то смех слышался ему так явственно, что Пол начинал озираться. Но его окружали только молчаливые колоссы. Даже туристов не было видно, ведь это был сон, а маршрутов, ведущих в чужие сны, не разработали пока даже самые пронырливые фирмы.

Убедившись, что никто его не видит, Пол Бартон сбросил стягивающую тело осторожность и отдался на волю магических волн, что швыряли его от одной глыбы к другой. "Где ты? — кричал он по-русски. — Ты нужна мне!"

"Зачем?"

Это произнес голос, который Пол никогда не спутал бы с другим. И в тот же миг Режиссер добавил: "Стоп! Снято".

Бессилие подступило к горлу тошнотой: Пол нигде не видел его. Уже не в отчаянии, а в ярости он продолжал метаться по Стоунхенджу, но везде были камни, камни, камни…

"Выходи! — орал он, толкая их могучие, неподатливые тела. — Я убью тебя!"

Голос Режиссера настигал его в любом углу площадки: "Ты не убьешь меня. Ты меня слишком любишь. Ты даже ее принес мне в жертву".

Пол хотел было выкрикнуть: "Нет!", да вспомнил, что так оно и было. Он сам сорвал голубой цветок и преподнес Режиссеру, чтобы тот засушил его в своем бесчисленном гербарии. Ему хотелось проверить — достанет ли у нее жизнеспособности сопротивляться двум парам мужских рук. Она оказалась такой, в какую он и влюбился. Слабой и нуждающейся в защите…

Пол проснулся от того, что все тело затекло и болело, будто он всю ночь провел в одной позе. Но это не могло быть правдой, потому что постель оказалась смятой. "Да ведь я ее и не поправил после этой…" Мысль о Рите вызывала в нем отвращение, но вместе с тем Пол понимал, что получил то, что хотел, и не был уверен, что не захочет этого вновь.

Отдернув шторы, Пол едва не вскрикнул — перед его глазами плавал красный воздушный шарик. Бывают минуты, когда охватывает ощущение, что ты очутился в параллельной реальности, ведь в твоей ничего подобного просто быть не может. Пол смотрел на подрагивающий за окном второго этажа шарик и чувствовал именно это. Он опять попал не в свой мир.

Потом он слегка потряс головой и прошептал, зачем-то оглянувшись:

— Он же накачан гелием, вот и плавает… Кто его притащил? Идиотизм какой-то.

Вспомнив о своих бывших учениках, Пол с надеждой подумал, что это кто-нибудь из них прослышал о его возвращении и решил сделать сюрприз. Ему тотчас захотелось увидеть своих улыбчивых ребятишек, хотя до этой минуты он про них и не вспоминал.

Позавтракав традиционной яичницей с беконом, по которым уже соскучился в России, Пол выпил крепкого кофе с горячим тостом, намазанным клубничным джемом, и тщательно оделся. На работу он всегда одевался консервативно да и вообще любил хорошие костюмы и дорогие галстуки. В Сибири он так и не приобрел ничего нового. Собственно там и нечего было купить. Одежда, заполнившая их магазины, даже те, что именовались "английскими", была довольно низкого качества. Правда, купил там для нее платье и несколько пар обуви, но лишь потому, что выбирать было не из чего, а ему хотелось сделать ей подарок.

День обещал быть холодным и ветренным. В Лондоне уже все хлюпали носами и простуженно кашляли. Надев длинный плащ, Пол вышел из дома и, отвязав шарик, отпустил его в небо. Он страстно рванулся навстречу тучам, идущим на восток. Задрав голову, Пол проследил, как шар, похожий на каплю крови, уносится в сторону России. Раков на небе не было, одни серые камни, сбросившие свой вес на сердце Пола. Обычно его начинало давить к вечеру, но сегодня он ощущал боль с самого утра. Может, от того, что провел ночь в Стоунхендже.

Гринвичская школа, где до отъезда работал Пол, находилась в двух кварталах от его дома. Он прошел их, озираясь, как любопытный турист, и все казалось ему немного другим. В чем заключалось отличие, Пол не смог бы объяснить — так чувствуешь себя, возвращаясь в мир после долгой болезни.

"А я излечился?" — подумал он и не заставил себя отвечать. Проходя мимо забитой стоянки, Пол с усмешкой подумал, что за время его отсутствия парковаться в Лондоне стало ничуть не легче. Некоторые даже уезжают из-за этого… Самого Пола Бартона подобные мелочи ни за что не выжили бы из "столицы мира". Он так любил свой город, что даже Париж вызывал у него не восторг, а скорее чувство ревности. Остальные города просто не могли соперничать с Лондоном.

"Я хочу показать его тебе, — пустил он слова по ветру, вопреки расхожему мнению надеясь, что они не уйдут в никуда, а доберутся по назначению. — Мы ходили бы по Лондону пешком. Не целые дни, конечно, а то ты уставала бы и засыпала, не добравшись до кровати. А это, признаться, было бы не очень хорошо".

Пола опять, как вечером, охватило отчаяние от того, что же он натворил с этой женщиной, приходившейся ей теткой. В который раз он позволил Режиссеру взять верх над собой, ведь это именно Режиссер насиловал вчера эту женщину. Другого слова Пол и подобрать не сумел. Он сам не мог бы себя так вести… Там, в России, любовь возносила его, и Бартон парил над той единственной, что стала его землей и небом, и в то же время стремился подняться до нее. Вчера же он падал и падал, пока наконец не взвыл от боли, ударившись плашмя всем телом.