Блеск минувших дней - Гай Гэвриэл Кей

Я устроил Джила у двух братьев, которые держали конюшню за пределами города со стороны материка, и три-четыре раза в неделю ходил туда пешком, чтобы выезжать коня, даже зимой.

Некоторое время – не слишком долго – я жил вместе с матерью, отцом и сестрой, потом нашел квартиру на верхнем этаже трехэтажного дома неподалеку от лавки и впервые в жизни стал жить один.

После Бискио я был обеспеченным человеком: у меня остались деньги от покупки доли в книжном деле, и мы неплохо зарабатывали. Может быть, имея книжную лавку в Серессе, сильно не разбогатеешь, но если умело ведешь дела (и в дополнение к этому переплетаешь книги), то с голоду не умрешь. Ну разве что все вокруг будут голодать. Я уже начал подумывать о том, чтобы вложить деньги в путешествие торгового судна. В конце концов, я же был гражданином Серессы.

Я приобрел маленькую картину Вьеро Виллани, изображавшую Джада-Воина на фоне неба над Родиасом, и повесил ее в своей квартире на стену рядом с креслом, где читал по вечерам при свете одной из свечей, которыми мы торговали. Так я чувствовал, что чего-то добился в этом мире, раз владею произведением искусства. Ел я обычно в одном из двух заведений на моей улице. В первом подавали свинину во всех видах, во втором – восточные блюда. В Серессе можно найти много всего, в том числе – самую разнообразную пищу. Я разыскивал друзей детства. Оказалось, что некоторые из них мне по-прежнему симпатичны, а некоторым до сих пор симпатичен я. Мы беседовали о политике и торговле; все в Серессе об этом говорили.

Я был вполне счастлив. Ближе к кварталу художников (более буйному, более интересному) находились таверны, где подавали не очень дорогие вина или эль, для постоянных посетителей – неразбавленные, и где одна-две девушки были со мной милы.

Раз в неделю я обедал дома. Матери помогала все та же кухарка, что и в мои детские годы до того, как я уехал в Авенью. Казалось, это было так давно.

В тот первый год одним из весенних вечеров, когда я обедал дома, отец сообщил мне с гордостью, что получил заказ на пошив мантии для брата временно назначенного герцога. Возможно, сказал он, если заказчик останется доволен, его даже попросят сшить что-нибудь для самого Риччи.

Портные ходили к своим клиентам на дом; наиболее известных приглашали в самые богатые палаццо Серессы. Возникали личные отношения, по этой причине профессия отца считалась занятием респектабельным.

– О чем вы говорили? – спросил я.

Отец улыбнулся, погладил бороду.

– В том числе и о тебе, – ответил он.

Вот почему я не очень удивился, когда несколько дней спустя получил приглашение посетить герцога Риччи. Я уже тогда знал обычаи своего города.

Удивление пришло в ночь накануне визита во дворец, когда я чуть не наткнулся на человека, вооруженного мечом, который искал меня.

В конце дня, закрыв лавку, я направился в квартал художников. Я редко бывал в этом отдаленном районе. Немногие туда ходили без особой необходимости. Эта часть Серессы была еще и кварталом красильщиков кож, и вонь там стояла ужасная. Конечно, художники селились в этом квартале, потому что жилье там стоило недорого по меркам нашего дорогого города.

На полпути между нашей лавкой и этим кварталом, немного в стороне от Большого Канала, располагались несколько таверн и борделей, которые мне нравились. Я прошел по выгнутому мостику прямо перед ними и миновал бочку, принадлежавшую молодому слепому – бывшему моряку, – он каждый день просил тут милостыню. Слепой к этому времени уже ушел туда, где обычно ужинал и ночевал, но, надо сказать, он собирал приличные деньги, сидя на своей бочке. Он рассказывал интересные истории, был замечательным сплетником, узнавал людей по голосам и даже по походке. Его звали Пеполо. Я часто беседовал с ним, а потом давал несколько монет.

Одного он никогда не рассказывал: почему его ослепили. Почти наверняка это сделали за какой-то очень серьезный проступок в открытом море; лишением зрения наказывали только за тяжкие преступления. У меня не было желания спрашивать или судить его. Я и сам убивал людей.

Тут я заметил в таверне трех своих новых приятелей и еще друга детства и зашел к ним. Пошутил с женщинами, пока мы выпивали, но решил не подниматься наверх в эту ночь, поэтому ушел раньше, чем если бы задержался наверху.

Кто знает, какие из случайных решений, принятых нами, сыграют роль в нашей жизни? Несомненно, именно из-за этого ощущения непредсказуемости мы молимся или носим разные амулеты, которые должны нас защитить или принести удачу, и живем в страхе перед демонами.

Я собирался утром идти во дворец и, полагаю, именно поэтому подспудно стремился не только остаться трезвым, но и выспаться.

Я проводил приятеля до его жилища, недалеко от моего: по ночам в Серессе разумнее ходить в компании, а не поодиночке. Оставшись один, я зашагал быстрее. Вошел в свой дом и начал подниматься по лестнице. На каждой площадке горел фонарь – здание было благоустроенным. Ночь выдалась ветреная, бегущие облака скрывали звезды. Я тер ладони, чтобы согреть их, пока поднимался наверх. На втором этаже стоял запах стряпни. Нам не полагалось готовить в квартирах, поскольку в городе ужасно боялись пожаров, но люди все равно это делали, и на них доносили те, кому они не нравились.

Внезапно я услышал наверху, на моем этаже, голоса. Разговаривали довольно громко, и я невольно замедлил шаги, прислушиваясь, затем увидел, что у Маурицио, живущего на третьем этаже, приоткрыта дверь. Заметив меня, он прижал палец к губам. Я вопросительно поднял брови, и он изобразил, как будто выхватывает меч. Мне не следовало этого делать, но я поднялся еще на пол-этажа, стараясь не наступать на скрипучие ступеньки, чтобы лучше слышать.

– Я вам говорю, что синьора Черры здесь нет! Вы вошли сюда незаконно, и на вас подадут жалобу. Возможно, кто-то из нижних жильцов уже делает это. Здесь приличный дом! – Это был голос Петронеллы, которая жила рядом со мной вместе с мужем и маленьким ребенком.

Я опять взглянул вниз. Маурицио вышел на лестничную площадку. Я показал пальцем в сторону выхода, сделал жест, изображающий наручники. Он кивнул и начал спускаться, чтобы привести ночной патруль.

– Я не сделал ничего плохого и не собирался делать, – произнес голос, мне незнакомый.

– Вы здесь чужой, вы пришли в дом после наступления темноты, с мечом, и требуете сведений о жильце. Люди не ведут себя так по ночам, если не задумали ничего плохого. Будь вы гражданином Серессы, вы бы это знали. Но вы не серессец, не так ли?

Петронелла была смелой женщиной. Возможно, даже слишком смелой, особенно сейчас, ночью, стоя перед вооруженным мужчиной. Интересно, где Иларио, ее муж? – подумал я.

Мне было не видно их с того места, где я стоял, зато пришло в голову, что, если чужак повернется, чтобы уйти, то сразу обнаружит меня на лестнице. А я понятия не имел, зачем кому-то понадобилось искать меня ночью.

Мужчина сказал:

– Я уйду, сеньора. Я не желаю вам зла. Только скажите, не передавали ли вам письмо для синьора Черры?