Дневники вампира: Возвращение. Тьма наступает - Лиза Джейн Смит

Наконец он остановил «феррари» между двумя деревьями и побежал к кусту, где Шиничи уже пытался справиться с петлей, чтобы принять человеческий облик.

Прищурившись и скрестив руки на груди, Дамон некоторое время наблюдал за его усилиями. Потом он чуть-чуть ослабил петлю, чтобы Шиничи мог превратиться.

Как только Шиничи предстал перед ним в облике человека, его горло схватили пальцы Дамона.

– Где Елена, kono bakayarou? – Если ты вампир, то за свою жизнь ты успеваешь выучить много разных ругательств.

Дамон предпочитал оскорблять жертву на ее родном языке. Он назвал Шиничи всеми известными ему бранными словами, потому что тот вырывался и телепатически вызывал свою сестру. Дамон мог много чего сказать об этом по-итальянски; в Италии прятаться за спиной младшей сестры-двойняшки считалось… скажем так, ситуация давала большой простор для творчества.

Он почувствовал приближение другого существа, похожего на лису, – и понял, что Масао намеревается его прикончить. Она была в своем подлинном обличье – обличье китсунэ: точь-в-точь как тот рыжий зверь, которого он пытался переехать по дороге к Дамарис. Да, лисица, только с… два, три – всего шестью хвостами. Лишние хвосты в обычном состоянии невидимы, догадался он, аккуратно захватив ее в такой же кеккаи. Но сейчас она была готова продемонстрировать их, готова пустить в ход всю свою силу, чтобы спасти брата.

Дамон удовлетворился тем, что сдержал ее; пока она тщетно пыталась вырваться, он сказал, обращаясь к Шиничи:

– Твоя маленькая сестра дерется лучше тебя, bakayarou. А теперь приведи мне Елену.

Шиничи внезапно сменил облик и прыгнул, метя Дамону в горло, оскалив пасть и обнажив острые белые зубы. Оба противника были слишком взвинчены, в обоих слишком сильно бушевал тестостерон – а в Дамоне еще и новообретенная Сила, – чтобы дело могло обойтись без драки.

Дамон почувствовал, что зубы лиса все-таки царапнули его горло перед тем, как он снова сжал его шею пальцами. На этот раз Шиничи показал свои хвосты – это был настоящий веер, и Дамон не стал считать, сколько их там, а просто наступил на этот веер ногой, дернув вверх тело противника. Мисао, видевшая это, завизжала от муки и злости. Шиничи бился и извивался, не отрывая золотых глаз от Дамона. Еще минута – и его позвоночник хрустнет.

– И я получу от этого удовольствие, – нежно сказал Дамон. – Потому что не сомневаюсь, что Мисао знает все, что знаешь ты. Одно обидно – ты не сможешь посмотреть, как умирает она.

Шиничи, вне себя от бешенства, казалось, был готов погибнуть и оставить Мисао на милость Дамона – лишь бы не признавать себя побежденным в борьбе. Но вдруг его глаза потемнели, тело обмякло, и в сознание Дамона просочились слабые слова.

– …больно… не могу… думать…

Дамон мрачно посмотрел на него. Стефан на его месте ослабил бы хватку, для того чтобы маленькая бедная лисичка могла подумать. Дамон же сделал короткий рывок, после чего вернул давление на прежний уровень.

– Так лучше? – с сочувствием спросил он. – Милая лисичка может думать?

Ах ты… ублюдок…

Несмотря на всю свою ярость, Дамон неожиданно вспомнил, ради чего он все это делает.

– Что случилось с Еленой? Ее следы ведут прямо к дереву. Где она – внутри него? Тебе осталось жить несколько секунд. Говори.

– Говори, – эхом отозвался другой голос, и Дамон бросил беглый взгляд на Мисао. Он оставил ее почти без присмотра, и она нашла достаточно сил и свободного места, чтобы принять человеческий облик. Дамон бросил на нее короткий бесстрастный взгляд.

Она была тонкокостной и миниатюрной на вид и казалась обычной японской школьницей, вот только волосы у нее были такими же, как у брата, – черными с красными кончиками. Единственное отличие состояло в том, что у нее кончики были ярче и светлее – они отливали настоящим пурпуром. Пряди челки, упавшие на глаза, пылали, как огонь; алели и кончики шелковистых темных волос, ниспадавших по плечам. Это было поразительно красиво, но вызывало у Дамона только негативные ассоциации. Огонь. Опасность. Предательство.

– Скорее всего, она угодила в ловушку, – выдавил из себя Шиничи.

– В западню? – Дамон нахмурился. – В какую ловушку?

– Я отведу тебя в такое место, где ты сам все увидишь, – уклончиво ответил Шиничи.

– Кажется, миленький лисенок снова научился думать. Только знаешь, что я тебе скажу? Ни черта ты не миленький, – тихо сказал Дамон и бросил китсунэ на землю. Шиничи, мгновенно превратившись в человека, взмыл вверх, но Дамон выставил заслон, дававший лисе в человеческом облике попытку одним ударом кулака снести ему голову. Он легко увернулся и нанес ответный удар, от которого Шиничи отлетел и ударился в дерево с такой силой, что отскочил от него. Потом Дамон поднял с земли обалдевшего китсунэ (глаза у того остекленели), перебросил его через плечо и направился к машине.

– А я? – Мисао пыталась передать эти слова не со злобными, а с плаксивыми интонациями, но получилось у нее не очень убедительно.

– Ты тоже не миленькая, – беспечно сказал Дамон. Ему начинало нравиться обладание сверхсилой. – А если ты хотела спросить, когда я тебя отпущу, ответ такой: когда получу Елену. Целой, невредимой, с руками и ногами.

Он оставил ее ругающейся. Ему хотелось отвезти Шиничи в то место, про которое тот говорил, пока лиса еще не пришла в себя, и пока ей еще было больно.

Елена считала. Один шаг, два – вытащить костыль из травы, три, четыре, пять шагов – действительно, стало намного темнее, шесть, за что-то зацепились волосы – рывок – семь, восемь шагов… черт! Упавшее дерево. Слишком толстое, чтобы перелезть. Придется обходить. Хорошо. Направо, раз, два, три, ну и длинное же оно – семь шагов. Теперь семь шагов в обратную сторону, потом резкий поворот направо, и идем дальше. Эти шаги не в счет – хотя очень хочется – значит, всего девять. Идем прямо – дерево лежало перпендикулярно – господи, темно, хоть глаз выколи. Будем считать, что это одиннадцать…

…тут она упала. Из-за чего поскользнулся костыль, она не знала, не могла понять. Было слишком темно, чтобы ощупывать землю, рискуя наткнуться на ядовитый плющ. Ей надо было о чем-нибудь думать, думать, чтобы адская боль в левой ноге утихла хотя бы чуть– чуть. Ее правой руке падение тоже не пошло на пользу, ведь она инстинктивно пыталась уцепиться за что-нибудь, чтобы не упасть. Господи, она упала так неудачно! Безумно болел бок.

Но ей надо было идти – идти туда, где цивилизация, потому что только цивилизация могла помочь Мэтту.

Елена, ты должна подняться.

Черт возьми, это я и делаю!

Готово. Она ничего не видела, но очень хорошо представляла себе, в какую именно сторону свалилась. Если же она ошиблась, значит, она сейчас выйдет на дорогу и снова двинется в путь.

Двенадцать, тринадцать – она продолжала считать, продолжала разговаритвать сама с собой. Когда она добралась до двадцати, ее охватило радостное облегчение. Вот-вот она выйдет на дорожку, ведущую к дому.