Похититель костей - Бриана Шилдс

Женщина высока и стройна, у нее смоляные волосы, закрывающие плечи, в ушах красуются каплевидные рубиновые серьги, а на запястьях блестят тонкие золотые браслеты – по меньшей мере по дюжине на каждом. Но когда мы приближаемся, она встает со своего стула и неторопливо идет прочь.

Мы с Брэмом переглядываемся. Может быть, она заметила нас?

Мы следуем за ней, держась на расстоянии, стараясь не отстать от нее, но не попадаться ей на глаза. Я затаиваю дыхание, когда она оглядывается через плечо. Но, судя по всему, она не подозревает, что мы следим за ней, поскольку продолжает двигаться все так же неторопливо. Наконец она останавливается возле скопления палаток, теснящихся в углу. Похоже, это мастерские. Они закрыты плотными занавесками, чтобы чужие не смогли увидеть, что там происходит. Женщина отодвигает одну из занавесок, и я ужасаюсь.

Это так не похоже ни на костницу Мидвуда, ни на костницу Кастелия-Сити.

В стеклянных сосудах, наполненных прозрачной жидкостью, плавают отрезанные части тел: кисти, ступни, отдельные пальцы рук и ног. Причем везде плоть распухла и начинает отделяться от костей.

Меня чуть не вырывает.

Брэм тоже давится, его лицо мертвенно-бледно.

Я стараюсь даже не думать о том, откуда взялись эти части тел. Меня ужасает одна мысль, что существует рынок для таких вещей – что люди готовы покупать кости тех, кто еще жив.

– Должно быть, это какая-то кислота, – говорю я. – Она пытается побыстрее растворить плоть.

– Наверное, в Лесу Мертвых дело идет чересчур неспешно, если ты стараешься получить барыш. – В голосе Брэма слышится такое же отвращение, как и то, которое сейчас испытываю я.

В моей голове вспыхивает воспоминание: Лэтам, выбегающий из дома в Мидвуде, неся мою убитую мать. На меня накатывает тошнота. Он хочет, чтобы я узнала, что2 он сделал с ее телом. Я затыкаю рот кулаком.

В моем сердце поселяется мрачная решимость.

– Пошли отсюда, – говорю я дрогнувшим голосом. Сейчас мне не до костяных игр. Я немедля вернусь в магазин Лэтама и сращу сломанные кости, чтобы получить такое будущее, какое выберу я сама. И воплотить в жизнь все самые худшие его кошмары.

Я хватаю Брэма за руку и спешу к выходу, двигаясь тем же путем, каким мы пришли. Но, завернув за угол, застываю.

У палатки с оружием стоит Лэтам, преграждая путь к двери. После нашей последней встречи он отрастил бородку, темную и короткую.

– Здравствуй, Саския.

Брэм сжимает мою руку. Но я чувствую себя до странности спокойной, как будто я просто явилась на встречу, о которой мы условились давным-давно.

Лэтам вскидывает бровь. И широким взмахом руки показывает на оружие, выставленное в палатке.

– Ты хотела что-то купить? Может, я могу тебе помочь?

– Нет, – отвечаю я, – у меня все есть.

Он склоняет голову набок:

– Так каким же из путей ты решила пойти?

– Что?

– Я видел два твоих возможных пути. Интересно, на какой из них пал твой выбор?

Меня пробирает мороз, когда я вспоминаю о склянке моей крови, стоящей на полке в его магазине. О видении, в котором Нора втыкает иголку мне в вену.

– Ты гадал на меня. – Это не вопрос.

Он смеется:

– А разве ты этого не ожидала?

Разумеется, ожидала. Я дотрагиваюсь до защитного амулета на моем горле и думаю о том, сколько раз мне приходилось снимать его для учебных гаданий. И обо всех тех утрах, когда, проснувшись, я обнаруживала, что он лежит на полу или запутался в моем постельном белье.

У меня становится сухо во рту.

У меня сейчас такое чувство, будто я упала с обрыва. Я лечу вниз, махая руками и готовясь к удару о землю.

Я делаю шаг назад.

– Дай нам уйти.

Он хмурит брови:

– Ты же знаешь, что я не могу это сделать.

– Отойдите от нас! – кричу я. Мы находимся на многолюдном рынке, выстроенном из стекла, нас может видеть огромное количество людей – как тех, кто сейчас внутри, так и тех, кто смотрит снаружи, – и вокруг нас уже начала собираться толпа зевак. Кто-нибудь вмешается, кто-нибудь остановит его.

Но никто этого не делает.

Я, как птичка, запертая к клетке. Люди могут останавливаться, могут смотреть на меня, но никто из них не отопрет дверцу.

Я делаю еще один шаг назад.

– И что теперь? – Я тяну время. – Что же кости сказали тебе? Какой у всего этого будет конец?

На одной из высоких полок я вижу меч, изготовленный с помощью магии костей, и меня пронзает страх – этот меч мне знаком. Лэтам смотрит туда же, куда и я, подходит к мечу, проводит пальцем по его рукояти.

– Иди сюда, Саския.

Я пытаюсь вспомнить детали моего кошмара – особенности освещения, яркие цвета. Оружие, изготовленное из костей. То место, где именно я стою, когда на меня обрушивается меч. Все сходится.

– Ну нет, я не сдвинусь с этого места.

– Неужели ты не устала? – Он задает этот вопрос тихо, почти нежно. И я едва не ломаюсь. Потому что я и вправду устала, так устала. Так что же, это все? Я настолько измучена, что просто возьму и сдамся ему? Нет. Я не пойду по этому пути.

– Я никогда не устану добиваться справедливости.

Он окидывает меня оценивающим взглядом:

– Справедливости? По-моему, ты хочешь сказать «мести».

– В данном случае это одно и то же.

– Да ну? Неужели ты выберешь мщение, а не возможность вновь увидеть твою мать? И это притом, что вернуть ее было бы так легко? Должен признаться, что я изумлен. Не думал, насколько ты холодна.

Хотя я и понимаю, что он пытается играть на моих чувствах, я ошеломлена, обнаружив, что он попал в цель. Мысль о том, что я навеки покину мою мать, даже если у меня есть возможность вернуть ее, обжигает меня, как уксус, вылитый на открытую рану. Я невольно передергиваюсь и вижу, что это приносит ему радость.

– Ты так и не нашла кости своей матери. – Его тон небрежен. Непринужден. – Хотя для тебя это и было важно.

Для меня это было не просто важно – это было жизненно необходимо. И такое напоминание о моей неудаче сдавливает мое сердце, словно тиски.

– Вероятно, ты так и не поняла, где надо искать. – Он лениво водит пальцами по оружию, лежащему на полках – по костяным ножам, стрелам.

Я вижу, как Брэм сует руку в мешочек, висящий у него на боку, слышу, как он ломает какую-то мелкую кость, но ничего не происходит.

– Ты хотела бы узнать, что я с ними сделал?

Это уловка, игра. Я вспоминаю вопрос, который Лэтам задал мне много месяцев назад. «Ну как, Саския, хочешь обнять свою мать в последний раз?»