Том 7. Последние дни. Пьесы, киносценарии, либретто. «Мастер и Маргарита», главы романа, написанные и переписанные в 1934–1936 гг. - Михаил Афанасьевич Булгаков

буря, столпотворение, а мы по пятьдесят верст, по пятьдесят верст... Вот тебе и помер... Я и то опасаюсь: зароем мы его, а будет ли толк... Опять, может, спокойствия не настанет...

Смотрительша. А может, он оборотень?

Битков. Может, и оборотень. (Пауза.) Что это меня мозжит?.. Налей-ка мне еще... Что это меня сосет?.. Да, трудно помирал. Ох, мучился. Пулю-то он ему в живот засадил...

Смотрительша. Ай-яй-яй...

Битков. Да, руки закусывал, чтобы не кричать, жена чтобы не услыхала. А потом стих. (Пауза.) Только, истинный бог, я тут ни при чем. Я человек подневольный, погруженный в ничтожество... Ведь никогда его одного не пускали, куда он, туда и я. Ни на шаг, ни-ни-ни... А в тот день меня в другое место послали, в среду-то... Я сразу учуял, — один чтобы. Умные. Знают, что сам придет куда надо. Потому что пришло его время. Ну и он прямо на Речку, а там уж его дожидаются. (Пауза.) Меня не было. (Пауза.) А в ихний дом мне теперь не ходить больше. Квартира там теперь пустая, чисто.

Смотрительша. А этот господин-то с вами?

Битков. Александр Иванович, господин Тургенев, сопровождающий. Никого не пустили. Ему одному велено. Господин Тургенев.

Смотрительша. А старичок-то?

Битков. Камердинер его.

Смотрительша. Что же он не обогреется?

Битков. Не желает. Уж мы с ним бились, бились, бросили. Караулит, не отходит. Я ему вынесу. (Встает.) Ой, буря... Самые лучшие стихи написал: «Буря мглою небо кроет, вихри снежные крутя. То, как зверь, она завоет, то заплачет, как дитя...» Слышишь, верно, как дитя. Сколько тебе за штоф?

Смотрительша. Не обидите.

Битков (швыряет на стол деньги широким жестом). «То по кровле обветшалой вдруг соломой зашумит... То, как путник запоздалый, к нам в окошко...»

Входит станционный смотритель. Подбегает к внутренним дверям, стучит.

Смотритель. Ваше высокоблагородие, ехать, ехать...

Во внутренних дверях тотчас показывается Ракеев.

Ракеев. Ехать.

Конец

Александр Пушкин. Пьеса в четырех действиях

Действуют

Пушкина.

Гончарова.

Воронцова.

Салтыкова.

Смотрительша.

Горничная девушка.

Битков.

Никита.

Дантес.

Шишкин.

Бенедиктов.

Кукольник.

Долгоруков.

Богомазов.

Салтыков.

Николай I.

Жуковский.

Геккерен.

Дубельт.

Бенкендорф.

Ракеев.

Пономарев.

Строганов.

Данзас.

Даль.

Студент.

Офицер.

Станционный смотритель.

Тургенев.

Воронцов.

Филат.

Агафон.

Преображенец 1.

Преображенец 2.

Негр.

Камер-юнкер.

Василий Максимович.

Слуга.

Квартальный.

Жандармские офицеры.

Жандармы.

Полиция.

Группа студентов.

Толпа.

Действие происходит в конце января и в начале февраля 1837 года.

Действие первое

Вечер. Гостиная в квартире Александра Сергеевича Пушкина в Петербурге. Горят две свечи на стареньком фортепиано и свечи в углу возле стоячих часов. Через открытую дверь виден камин и часть книжных полок в кабинете. Угли тлеют в камине кабинета и в камине гостиной. Александра Николаевна Гончарова сидит за фортепиано, а часовой мастер Битков с инструментами стоит у часов. Часы под руками Биткова то бьют, то играют. Гончарова тихо наигрывает на фортепиано и напевает. За окном слышна вьюга.

Гончарова (напевает). «...И печальна, и темна... что же ты, моя старушка, приумолкла у окна... Буря мглою небо кроет, вихри снежные крутя... То, как зверь, она завоет, то заплачет, как дитя...»

Битков. Какая чудная песня. Сегодня я чинил тоже у Прачешного мосту, на мосту иду, господи!.. Крутит! Вертит! И в глаза, и в уши!..

Пауза.

Дозвольте узнать, это кто же такую песню сочинил?

Гончарова. Александр Сергеевич.

Битков. Скажите! Ловко. Воет в трубе, истинный Бог, как дитя... Прекрасное сочинение.

Донесся дверной колокольчик. Входит Никита.

Никита. Александра Николаевна, подполковник Шишкин просит принять.

Гончарова. Какой Шишкин?

Никита. Шишкин, подполковник.

Гончарова. Зачем так поздно? Скажи, что принять не могут.

Никита. Да ведь как же, Александра Николаевна, его не принять?

Гончарова. Ах ты, Боже мой, вспомнила... Проси сюда.

Никита. Слушаю. (Идет к дверям.) Ах, неволя... Ах, разорение. (Уходит.)

Пауза.

Шишкин (входя). Покорнейше прошу извинить, очки запотели. Имею честь рекомендовать себя: подполковник в отставке Алексей Петров Шишкин. Простите великодушно, что потревожил. Погодка-то, а? Хозяин собаку на улицу не выгонит. Да что же поделаешь? А с кем имею честь говорить?

Гончарова. Я сестра Натальи Николаевны.

Шишкин. Ах, наслышан. Чрезвычайно рад нашему знакомству, мадемуазель.

Гончарова. Veuillez-vous s’asseoir, monsieur...[33]

Шишкин. Парле рюс, мадемуазель[34]. Благодарствуйте. (Садится.) Погодка-то, говорю, а?

Гончарова. Да, метель.

Шишкин. Могу ли видеть господина камер-юнкера?

Гончарова. Очень сожалею, но Александра Сергеевича нет дома.

Шишкин. А супругу ихнюю?

Гончарова. И Наталья Николаевна в гостях.

Шишкин. Ах, ведь этакая незадача! Ведь это что же, никак не застанешь.

Гончарова. Вы не извольте беспокоиться, я могу переговорить с вами.

Шишкин. Мне бы самого господина камер-юнкера.

Гончарова. Ну, слушаю, слушаю.

Шишкин. Дельце-то простое. В разные сроки времени господином Пушкиным взято у меня под залог турецких шалей, жемчугу и серебра двенадцать с половиной тысяч ассигнациями.

Гончарова. Я знаю...

Шишкин. Двенадцать с половиной, как одна копеечка.

Гончарова. А вы не могли бы еще потерпеть?

Шишкин. С превеликим бы одолжением терпел, сударыня. И Христос терпел и нам велел. Но ведь и в наше положение надобно входить. Ведь туловище-то прокормить надо? А у меня сыновья, осмелюсь доложить, во флоте. Их поддерживать приходится. Приехал предупредить, сударыня, завтра продаю вещи. Персиянина нашел подходящего.

Гончарова. Убедительно прошу подождать, Александр Сергеевич уплатит проценты.

Шишкин. Верьте, не могу. С ноября месяца ждем, другие бы давно продали. Персиянина упустить боюсь.

Гончарова. У меня есть фермуар и серебро, может быть, вы посмотрели бы?

Шишкин. Прошу прощения, канитель с этим серебром, сударыня. А персиянин...

Гончарова. Ну помилуйте, как же нам без вещей остаться? Может быть, вы все-таки взглянули бы? Прошу вас в мою комнату.

Шишкин. Ну, что же, извольте. (Идет вслед за Гончаровой.) Квартирка славная какая! Что плотите?

Гончарова. Четыре тысячи триста.

Шишкин. Дороговато! (Уходит с Гончаровой во внутренние комнаты.)

Битков, оставшись один, прислушивается, подбегает со свечой к фортепиано, рассматривает ноты. Поколебавшись, входит в кабинет, читает названия книг, затем, испуганно перекрестившись, скрывается в глубине кабинета. Через некоторое время возвращается на свое место к часам в гостиную. Выходит Гончарова, за ней Шишкин — с узелком.

Гончарова. Я передам.

Шишкин. Векселек мы, стало быть, перепишем. Только уж вы попросите Александра Сергеевича, чтобы они сами пожаловали, а то извозчики уж больно дорого стоят. Четвертая Измайловская рота, в доме Борщова, в заду во дворе маленькие оконца... да они знают. О ревуар, мадемуазель.

Гончарова. Au