Истинные цвета - Дорис Мортман

Ренальдо и София Рей, состояние которых выросло вдесятеро во время постфранкистского строительного бума, считали Барселону своей базой, что не мешало им проводить горнолыжный сезон в шале в Цюрихе, а лето — на вилле в Хуан-лес-Пинс. Их огромный дом в испанском колониальном стиле стоял на холме, откуда открывался прекрасный вид на бухту Ангелов — полоску моря между Ниццей и Каннами.

Центральное место на вилле занимала двухэтажная постройка со стеклянной крышей, в которой имелся внутренний дворик и которая использовалась как гостиная. От нее лучами расходились просторные комнаты, роскошно и со вкусом меблированные, переполненные произведениями искусства восемнадцатого-девятнадцатого веков, а также и работами современников — молодых испанских живописцев. Здесь же висели полотна из серии «Ода Эос», которые Изабель подарила хозяевам дома.

Под студию ей предоставили пустующий гараж.

Каждое утро она просыпалась на рассвете и выходила на балкон полюбоваться обновлением природы. Затем, после занятия йогой на лужайке, направлялась в гараж и работала там до самого вечера, стараясь выразить свое недавнее психологическое состояние серией насыщенных цветом полотен.

Иногда ее тянуло на балкон среди ночи. От черного как смоль неба веяло покоем. Стройные пальмы покачивались от легкого морского бриза, шорох их листьев напоминал тихий шепот влюбленных.

Как-то вечером Изабель сидела на балконе, закутавшись в халат, и любовалась далекими грозовыми всполохами у горизонта. Там бушевал шторм. Иногда и сюда долетали резкие порывы ветра, и в воздухе ощущалась тревога, но дождя на побережье не было. Изабель всмотрелась в ночную темень, но различила лишь смутные тени. Все было как в тумане, ничто не воспринималось отчетливо, кроме того ощущения, что когда-то давным-давно она уже была свидетельницей этой драмы, но финала, к сожалению, не видела.

Каждый год Реи устраивали праздничную вечеринку, приглашали родню, соседей, друзей из Испании и других стран, и кроме того — деловых партнеров из Штатов. Изабель с Флорой поняли, что им не избежать участия в таком событии, и присоединились к хозяевам заранее, с нетерпением ожидая начала праздника.

К заходу солнца гости прибыли: на яхтах, бросивших якорь в порту; на «роллс-ройсах» и «мерседесах» с личными шоферами; на такси, взятых у отелей по всей Ривьере. Изысканные, разодетые в шифон и тончайшие шелка дамы с аксессуарами от Кристиана Лакруа украсили лужайку всеми цветами радуги. Мужчины представляли собой вариации на заданную тему: белые брюки, шелковые рубашки с открытым воротом, легкий пиджак, иногда жокейская кепка, реже галстук, волосы тщательно набриолинены, ногти ухожены, кожа загорелая, блестящая.

После того как Изабель познакомилась с несколькими десятками человек, они с Флорой оказались у бассейна в окружении старых приятелей Мартина — Франсуа Леверра и его жены Эунис.

— Я разделяю страсть Ренальдо к автомобилям, — сказал Франсуа, словно оправдывая таким образом свое здесь присутствие.

— Вы познакомились с моим отцом таким образом? — спросила Изабель. — Продали ему автомобиль?

— Нет. — Франсуа, казалось, хотел что-то сказать, но удержался, перехватив взгляд жены. — Мой отец торговал мануфактурой на юге Франции. Большую часть тканей он покупал у «Дрэгон текстайлз», поэтому познакомился с сестрами Пуйоль. Когда ваш отец собирался поступать в университет, Флора отправила его в Экс-эн-Прованс. Он жил у нас в семье несколько лет. — В его взгляде отразилась тоска. — Он был моим лучшим другом.

Изабель редко встречалась с людьми, которые знали ее отца еще до знакомства с Альтеей. Она готова была весь вечер слушать воспоминания Эунис и Франсуа о молодом Мартине де Луна.

— На самом деле это мой отец привил Мартину страсть к классическим автомобилям, — продолжал Франсуа. — Одно время у отца была великолепная коллекция.

— И что с ней стало?

— Вторая мировая война, — отозвался Франсуа, но Изабель почему-то почувствовала себя неловко. Заметив, что она в замешательстве, собеседник дружелюбно похлопал ее по руке. — Когда пришли немцы, отец подкупил некоторых офицеров, предоставив им бесценные модели из своей коллекции для передвижения по городу. — Франсуа погрустнел, погрузившись в воспоминания. — Он думал, что таким образом защитит нас. К тому времени мы остались единственными евреями, которым удалось выжить в Эксе. Мои родители уговаривали вашего отца вернуться в Барселону, но он отказался.

— Догадываюсь почему, — мягко улыбнулась Изабель, стараясь ободрить француза.

— В конце концов нам пришлось покинуть свой дом и спрятаться в подвале отцовской фабрики. Вернувшись однажды после очередной вылазки в город, мы с Мартином обнаружили, что моих родителей нет. Окна были разбиты, повсюду кровь, в том числе и там, где они спали. Я собирался продолжить поиски, облазить все здания в Эксе, а если все будет безрезультатно, то отправиться по следу родителей в Германию. Мартин старался убедить меня в бессмысленности моей затеи: раз немцы пришли за моими родителями, то значит, вскоре вернутся за мной. — Франсуа тяжело вздохнул. — Мы уехали из Экса той же ночью, направляясь к западу по сельским дорогам на «мерседесе» двадцать третьего года модели «К». — Он усмехнулся, признавая, как глупо было надеяться скрыться на коллекционной модели автомобиля, которая, естественно, привлекает к себе повышенное внимание.

— И куда вы отправились? — спросила потрясенная до глубины души Изабель.

— В Барселону. — Франсуа снова рассмеялся. — Затея была рискованной, но Мартин действительно верил в успех и настаивал на том, чтобы ехать ночами, без остановок. Днем мы тщательно прятали машину в лесах, заброшенных амбарах, в каких-то тупиках — где угодно. Я стоял на страже, а Мартин отправлялся за съестным. В Монтпеллье я постарался разыскать кое-кого из родственников и друзей. Их дома были пусты, а имена прочно стерты из памяти соседей и знакомых. Все это подводило нас к пониманию того, какая судьба постигла моих родителей. Тогда Мартин решил пробираться к границе.

— Но это было слишком опасно! Вас разыскивали. А что, если бы вас схватили? — Изабель невольно поежилась.

Оказалось, Франсуа потом на протяжении нескольких лет мучился ночными кошмарами.

— Я неплохо разбирался в машинах, поэтому переделал кузов модели «К»: соорудил уютное местечко между задним сиденьем и багажником. Там было неудобно, и на ухабах подбрасывало, и через час все тело ломило от ушибов. Дышать выхлопными газами порой становилось невыносимо, и я задавался вопросом, что разорвется скорее — мой мочевой пузырь или легкие. Впрочем, тогда это было несущественно. Ведь мои мучения ни в какое сравнение не шли с теми страданиями, какие выпали на долю моих родителей.

— Вас останавливали?

— Дважды — в Нарбонне и в Сигане. И оба раза нас спасал прекрасный немецкий Мартина. Он показывал немцам старые бумаги, которые мы нашли в отцовском гараже, и говорил, что перегоняет машину по приказу офицера из Экса. После того как немцы, удовлетворенные осмотром, закрывали багажник, мы оба вздыхали с облегчением.