Роза в цвету - Луиза Мэй Олкотт

можешь на меня сердиться. Я к этому готов, потому что знаю, что заговорил слишком рано. Нужно было, наверное, ждать много лет, но ты выглядишь такой счастливой – я дерзнул предположить, что ты забыла.

– Забыла? – отрывисто произнесла Роза.

– Про Чарли.

– А! Все вы почему-то считаете, что я любила его сильнее, чем оно было на деле! – воскликнула Роза с болью и нетерпением, потому что это общее заблуждение было для нее крайне мучительным.

– Да, считаем, ведь он был мечтой каждой женщины! – произнес Мак без горечи, но как бы давая понять, что несколько удивлен близорукостью прекрасного пола.

– Я не способна восхищаться слабостями и не могу любить без уважения и доверия. Я очень хочу, чтобы ты мне поверил, потому что меня утомила всеобщая жалость.

Говорила она со сдержанным пылом, ибо невысказанные чувства Мака произвели на нее куда большее впечатление, чем раньше производили самые трогательные заявления Чарли, хотя она и не понимала почему.

– Но он так тебя любил… – начал было Мак, чувствуя, что между ними обрушилось некое препятствие, но пока не решаясь через него перешагнуть.

– Это и было для меня мучительнее всего! Именно поэтому я тоже пыталась его любить, надеялась, что он исправится ради меня, если не ради себя самого, именно поэтому меня так терзало то, что порой я, не сдержавшись, начинала испытывать к нему презрение за недостаток мужества. Не знаю, что чувствуют другие, но для меня любовь не самоцель. Мой любимый должен быть нравственно выше, а не ниже меня, я должна испытывать к нему безоговорочное доверие и почтение, должна видеть в нем силу и цельность, на которые можно опереться. Они всегда были в моей жизни, и я знаю, что без этого не могу.

– Высокие у тебя идеалы. И ты думаешь найти такого человека, Роза? – спросил Мак, ощущая со смирением подлинной любви, что не сможет дать ей все, о чем она просит.

– Да, – ответила она, и на лице ее отразились безоговорочная вера в добродетель, инстинктивная тяга к лучшему, которую почти все мы утрачиваем очень рано, а вновь обретаем, лишь выучив горькие уроки жизни. – Да, я надеюсь его найти, потому что стараюсь вести себя разумно и храню веру в идеал. Можешь улыбаться, сколько хочешь, но я пока не готова отречься от своего героя. – Она пыталась говорить беспечно, в надежде перевести разговор на менее опасные темы.

– Боюсь, что искать тебе придется долго. – И лицо Мака разом потухло, ибо он выяснил, чего она хочет, и понял, что получил ответ на свой вопрос.

– Мне во всем помогает дядя, и я знаю, что идеал свой составила, глядя на него. Как же мне не верить в добро, если он совершает его постоянно?

– Мне, наверное, лучше помолчать, ибо предложить тебе мне почти нечего. Я и не собирался ничего говорить, пока не добьюсь права хоть на что-то надеяться. Взять свои слова обратно не в моих силах, могу лишь пожелать тебе успеха – да и желаю, потому что ты заслуживаешь лишь самого лучшего. – И Мак, не сказав больше ни слова, направился к двери, со всем мыслимым мужеством приняв неизбежное.

– Спасибо, я теперь чувствую себя очень недоброй и неблагодарной. Мне жаль, что я не могу ответить тебе так, как тебе хочется. Мак, милый, я ведь по-своему очень к тебе привязана! – И Роза посмотрела на него с такой нежной жалостью и искренней приязнью, что юноша, предсказуемым образом, уловил в ее взгляде луч надежды, внезапно просветлел и произнес, как всегда, чудаковато:

– А не возьмешь меня на испытательный срок, пока дожидаешься своего истинного героя? На это ведь могут уйти годы, а ты тем временем будешь на мне практиковаться – тебе это пригодится, когда он наконец появится.

– Ах, Мак! И что мне с тобой делать? – воскликнула Роза, глубоко тронутая этим столь характерным для Мака подходом к ухаживанию; она не знала, смеяться ей или плакать, потому что в его устремленном на нее взгляде светилась душа, даже несмотря на то, что он только что сделал ей совершенно нелепое предложение.

– Ну, просто продолжай любить меня по-своему, а мне позволь любить тебя так, как могу. Надеюсь, мне этого хватит. – И он взял обе ее руки в свои с таким просительным выражением на лице, что она острее прежнего ощутила собственную неблагодарность.

– Нет, так будет нечестно, ведь ты станешь любить меня всей душой, а потом вдруг явится герой – и что тогда?

– По крайней мере в одном я возьму пример с дяди Алека: в верности. Моя первая любовь станет и последней.

Эти слова поразили Розу в самое сердце, некоторое время она стояла молча, глядя на сильные руки, сжимавшие ее ладони одновременно и крепко, и нежно, и в голове у нее мелькнула мысль: «Неужели и он тоже обречен на пожизненное одиночество? Я ведь не люблю другого, как любила мама, – почему бы не забыть о себе и не подарить ему счастье?»

Она и сама понимала, что это будет не так уж сложно, хотя и продолжала твердить про себя, что сострадание не равнозначно любви. Ей хотелось отдать все, что есть, сохранить приязнь Мака, насколько это возможно, не поступаясь совестью, ибо стоило подумать об отказе от этой приязни – и она начинала казаться милее и драгоценнее прежнего.

– Я надеюсь, что ты окажешься похож на дядю в других, более счастливых вещах, ибо у тебя у самого есть высокие идеалы, ты обязательно отыщешь себе спутницу и обретешь счастье, – сказала Роза, решив прислушиваться к голосу совести и не сбиваться с избранного пути, повинуясь мимолетному порыву.

– Я ее уже отыскал, но возможности счастья пока не вижу – а ты? – спросил Мак тоскливо.

– Мак, милый, я не могу даровать тебе любовь, о которой ты просишь, но я испытываю к тебе безграничное уважение и доверие – надеюсь, тебя это утешит, – начала Роза, поднимая на кузена взгляд, полный сострадания к боли, которую должен был причинить ее ответ.

Впрочем, ничего добавить ей не довелось, потому что после ее последних слов в Маке произошла волшебная перемена. Он опустил руки и распрямил спину, будто бы ощутив нежданный прилив энергии и надежды, лицо его просияло отвагой – на миг он сделался даже благороднее и привлекательнее покойного Принца.

– Да, утешит! – ответил он с благодарностью, которая тронула Розу. – Ты сказала, что сможешь полюбить того, кого уважаешь, а уважением твоим я уже пользуюсь – так сумею завоевать и прочее! Пока я никто, но для человека,