Принцесса-чудовище - Лариса Соболева

Что-то бродило между ними трепетное и щемящее, но при том почему-то неловко было смотреть в глаза. Или так: не хотелось прочесть во взглядах друг друга потаенный смысл неловкости. Нет, не то… Смысл ясен, оттого и берет смущение, потому что тяга очевидна с обеих сторон, и стоит чуть-чуть кому-то сделать навстречу один шажок… О боже, она же писала об этом – Марго и Суров на дереве. Как похоже! И что? Что дальше?

– Я прокурил тебе всю квартиру, – сказал Артем.

Да, лучше разговаривать, это отвлекает.

– Не переживай, Борька тоже курит. Знаешь, столько слышала о предчувствии, когда человек предвидит ту или иную ситуацию, а у меня данная часть человеческих способностей отсутствует. Я его не чувствую.

– Потому что он не посылает импульса. У него нет страстей, колебаний, страха. Его боятся, и он это знает, власть его над людьми кажется ему безграничной, поэтому он хладнокровен, вот твоя интуиция и не «ловит» его.

Как ей в голову пришло тогда, в книжном, что он бандит? Нелепо.

– У тебя зеленые глаза, – констатировал он.

– В папином роду у большинства женщин глаза зеленые, как у бабушки Марго. Она была необыкновенная… Я о ней пишу… повесть или роман – не знаю. Что получится.

Рука Артема опустилась и легла рядом с ее рукой. Сейчас что-то будет… София встала:

– Я пойду.

– А я покурю.

До двух ночи она просидела за ноутбуком, но написала мало – не шло, отвлекалась. Ну, бывает. И бывает со многими: накатит, обдаст порывом влечения, а потом все проходит. Поэтому нельзя допускать…

Ее привлек скрежет, словно по стеклу проводили железом. Невольно она перевела глаза на окно.

Галлюцинация! От переутомления.

София зажмурилась и вновь раскрыла глаза. Галлюцинация не исчезла. Она видела лицо в окне – нечеткое, укрытое ночной пеленой, но… Нет, так не бывает! Нежный взгляд, тонкий нос, улыбка Будды… Не может быть! ОН?!

София закричала, закрыв ладонями лицо.

«Шарлотта была подавлена. Забравшись на кровать с ногами, она остановила потухшие глаза на гостье.

– Я не спрашиваю, почему вы не проводили мать, – садясь в кресло, мягко сказала Марго. – Но почему не пришли на поминальный обед?

– Не могла. Мне так тяжело… Не покидает мысль, что во всем виновата я.

– Полноте, виноват тот, кто убил вашу матушку, а не вы.

– Вы ничего не знаете, потому так говорите.

– Я все знаю. Мне рассказал профессор, что вы не можете жить при свете дня. – Все же упрек слетел с уст Марго: – Почему вы не сказали Мишелю?

Шарлотта сжалась, потупив глаза, и с трудом выговорила, очевидно, чувствуя себя обманщицей:

– Вы пришли укорять меня?

– Отнюдь. Женское любопытство, не более.

– Тогда отвечу: я не верю. Когда я была маленькой, слушалась всех. Мне велели не выходить днем из дома, потому что, говорили, я могу умереть, мать закрыла наглухо все окна. Я привыкла к темноте. А когда выросла, у меня появилось много вопросов, на которые никто не хотел отвечать. Мать ограничивалась словами «так надо». Что я могла поделать? Лишь отгородиться от них. Нашла радость в книгах и пении, мать учила меня игре на рояле. Я сама выбрала ночь, чтобы не встречаться с ними. Да и столь ли уж важно, когда ты живешь – днем или ночью? Жизнь и без света прекрасна.

– Все же почему вы не верите?

– В моей жизни появился Михаил Аристархович. Он не похож на тех, кого я знала, но мать мне напомнила о препятствии между нами, что я не такая, как он. Разумеется, не такая: я женщина, а он мужчина. Припомнив нашу жизнь в доме без праздников и людей, я заподозрила, что все разговоры о моей болезни… выдумка, что все наоборот – по каким-то причинам, мне неизвестным, прячутся мать и остальные. Я подумала: возможно, она совершила страшный проступок в молодости, что и вынудило ее скрываться.

– А сейчас, когда ее нет, что вы думаете?

Шарлотта пожала плечами, ниже опустив голову, должно быть, ей было стыдно за дурные мысли о матери. Словно подтверждая это, она, давясь слезами, произнесла:

– Как же я могу верить им? Ведь так не бывает, чтоб человек не мог выходить, когда ему вздумается. Я нигде, ни в одной книге такого не встречала, а там пишут про все на свете.

Наверное, девушка стояла перед неким барьером – у нее, похоже, появилось желание удостовериться на собственном опыте, поражена ли она на самом деле этой странной болезнью. Марго понимала: заниматься подстрекательством, мол, возьмите да и выйдите из дома, хотя бы когда встает солнце, – подло. В отличие от Шарлотты графиня не сомневалась в правдивости рассказа де ла Гра. Да и герцогиня не стала бы держать дочь взаперти, будь все по-другому.

Шарлотта подняла голову, в ее глазах отпечаталась паника:

– А коль про мою болезнь правда, то… как посмотрит Михаил Аристархович?

– Он знает, Шарлотта.

– Знает? – вздрогнула девушка. – А со мной не говорил…

– Очевидно, для него ваш недуг не имеет значения, – с чуть заметным огорчением сказала Марго. Нивелируя случайно прорвавшееся отношение, она пересела на кровать и тоном заговорщицы сказала: – Оставим это. Не могли бы вы рассказать о ваших родственниках? А то боюсь попасть впросак, не зная людей. Вдруг я их чем-то невзначай оскорблю и даже не догадаюсь.

– О ком именно вы хотите знать?

– О кузене и дяде. Еще о де ла Гра.

– Мне не нравится де ла Гра.

– Отчего же? Он воспитанный и галантный человек.

– Не знаю. При его появлении… мне становится не по себе. Смотрит на меня, как волк, заставляет пить всякую гадость. Почти не разговаривает со мной.

Марго применила тактику сплетницы – лукаво улыбнувшись и приставив губы к уху девушки, прошептала:

– А по мне, так он влюблен в вас.

– Де ла Гра? Да что вы! Он не умеет любить. Он педант и нудный, а такие любят только самих себя.

– Давно ли вы его знаете?

– Всю жизнь. Он учился во Франции, практику проходил в Германии, но постоянно приезжал к нам. Даже, пожалуй, часто для ученого, которому необходимо время для занятий наукой. Мать его обожала, давала деньги, ведь он лечил меня. На первом этаже в пристройке он держит лабораторию, но туда никого не пускает. Даже мать в нее не заходила.

– Отчего же не пускает? – насторожилась Марго.

– В лаборатории яды, их пары смертельны, а он часто оставляет на долгое время выпаривать снадобья. И они могут взорваться при появлении людей, не знающих мер предосторожности.

– Это он так говорил?

Шарлотта кивнула.

– А лаборатория сообщается с домом?