Трон императора. История Четвертого крестового похода - Николь Галланд
Шрифт:
Интервал:
Грегор отошел от Джамили и протиснулся к Бонифацию.
— Я не стану призывать своих людей рисковать… — начал он, но Бонифаций поднял руку, веля ему замолчать.
— Если понадобится, то станешь, — тихо изрек маркиз и ушел.
Следующие несколько дней продолжалось молчаливое, напряженное противостояние. Каждый вечер солнце опускалось за горизонт, а бухта Золотой Рог самодовольно оставалась под охраной огромной черной железной цепи. Пилигримы разбрелись в поисках съестного, все дальше и дальше удаляясь в глубь материка. В основном местность там была дикая, а ближе к берегу попадались и засеянные поля, и фруктовые сады. Византийская аристократия облюбовала побережье для своих летних дворцов. Меня поразило количество рыбы в Босфоре. На моих глазах один крестьянин, стоя на берегу, поймал тунца голыми руками. Ловкий трюк, не более, поэтому я тоже попробовал и с тем же результатом. Но рыцари и бароны требовали мяса, поэтому все пешие воины и слуги почти неделю рыскали в его поисках.
По вечерам мы собирались в своем шатре на совет и тихо обсуждали сложившуюся ситуацию, иногда даже спорили, а Ричардусы тем временем играли в шахматы возле фонаря. Мы все сходились во мнении, что сопротивление Бонифацию ничего нам не даст. Вполне возможно, он лишь ужесточит охрану женщин и будет затягивать исполнение главной задачи — повторную узурпацию, как я начал называть договор с Алексеем. Грегор вернулся к тому, что вновь начал сплачивать войска в ежедневной муштре. Его прежний золотистый свет исчез, и я уже сомневался, что он когда-нибудь вернется. Но со своими людьми Грегор говорил тепло и откровенно, объясняя, что единственный путь спасения для них — исполнить свой долг здесь быстро и добросовестно.
Каждый день я старался проникнуть во дворец под видом музыканта, иногда мне это удавалось, но женщин больше не видел и ни разу не смог остаться один, чтобы попробовать отыскать их. Отто тоже не прекращал попыток, но не отличался тихим нравом и тонкостью обхождения. Поэтому все охранники сразу подозревали в нем беспардонного громилу — в общем, ему так и не удалось пройти даже за ворота. Мы не знали, что происходит во дворце, и от этого можно было сойти с ума.
На следующий день после Праздника
Тела и Крови Господних, 1 июля 1203 года
Думал, что не стану делать новых записей, пока мы находимся в Византии, ибо предполагал, что это будет хроника только паломничества, а раз мы отклонились от главной цели, то считаю наш поход отложенным. Однако, подумав, пришел к выводу, что должен отразить в записях наши намерения вернуться к главной цели, поэтому все-таки пишу.
Верю, что, если действовать споро, решительно и точно, мы еще успеем в Иерусалим до осени. Только теперь я стал настоящим воином во всех смыслах, чего не имел возможности сделать, просидев всю зиму в задарском доме или на корабле, с которого не сходил на берег по нескольку месяцев. Наконец попал в свою стихию, и хотя теперь я старше, мудрее и печальнее, чем был до того, как увидел каналы Венеции, все же в полном ладу с самим собой.
Я наточил меч, который назван Десницей Николая в честь епископа, отстоявшего божественность Христа на Никейском вселенском соборе и давшего пощечину Арию.[28] Снова провожу учения и сплачиваю войско. Бонифаций прослышал об этом и отнесся хорошо: теперь меня ежедневно приглашают во дворец Скутари на военные советы, где предводители обсуждают дальнейшие планы. Так длится уже несколько дней. В душе я склонен согласиться с венецианцем Дандоло (несмотря на проявленную им в Задаре кровожадность), выступающим за дипломатическое решение проблемы. Но по-прежнему остаюсь верен своему уважаемому тестю, который, видимо, понял, что я — податливый материал в руках мастера, который вылепит из меня что хочет.
Сегодня утром мессир Бонифаций публично выразил свое доверие ко мне, поставив меня во главе отряда рыцарей, охраняющих фуражиров, которым поручен сбор хвороста. В помощники я взял брата. Ситуация с женщинами тяготит его больше, чем меня, и мы с бриттом уже головы сломали, чем бы отвлечь Отто. Мое предложение брат принял с благодарностью.
Мы не стали возиться с доспехами, что является обычной практикой при таких обстоятельствах, тем более день выдался очень жаркий. За нами следовали оруженосцы с нашими щитами. Мы не ожидали наткнуться на отряды военных так далеко от города, но ближе к вечеру, когда по-прежнему стоял душный и влажный зной, мы накрыли лагерь из пятисот византийцев, сплошь конных воинов. Полагаю, их послали разведать, что мы из себя представляем. Однако, вполне возможно, они охраняли восточный фланг империи от набегов сельджуков.
Мы еще не обладали достаточным опытом совместных сражений. Тем не менее восемьдесят рыцарей моего отряда проявили себя с лучшей стороны, разделившись на четыре группы и атаковав греков в их лагере. Численность противника превышала нашу в шесть раз. На греках были странные доспехи, которых прежде мне не доводилось видеть: плотно облегающие кольчуги с юбками, очень похожие на панцири, состоящие из мелких, связанных между собой пластинок, с железными щитками на плечах. Совсем как на древнеримских воинах.
Мессир Бонифаций предупреждал меня, что византийская тактика ведения боя склоняется более к совместным действиям, нежели к проявлению индивидуальной доблести, поэтому я ожидал встретить грозных воинов, но они не внушали страха, а скорее, наоборот, сами были чуть живы от ужаса. Они дрогнули под нашим напором и обернулись в бегство (с женской трусливостью, но достойной восхищения координацией), бросив палатки, провизию, а также много мулов и лошадей. Мы преследовали их целую милю, пока до меня не дошло, что истинная ценность нашей победы в том, что осталось в лагере, и мы вернулись за трофеями. По правде говоря, особо хвастаться было нечем, но меня и моих солдат по возвращении в Скутари встретили как настоящих героев. Если слух о наших великих подвигах достигнет узурпатора, то, возможно, он сдастся без боя. Тогда не пройдет и нескольких дней, как мы погрузимся на корабли и направимся в Египет! Завтра днем меня с моими людьми будут принимать во дворце, где состоится настоящее пиршество (из дворцовых кладовых вынесут лучшие припасы) под музыку целого оркестра. Мы надеемся, что увидим там женщин, но, подозреваю, Бонифаций изолирует их от нас. Так он поступает каждый раз, когда я прихожу во дворец.
Алексею нравилось мое исполнение музыки его народа как на фиделе, так и на арфе, поэтому я легко получил место на подиуме для музыкантов в день пиршества. В перерывах между песнями болтал с другими музыкантами, в основном с пьяным трубачом. Он понятия не имел, где держат женщин, но отпустил несколько тошнотворных замечаний, что, по его мнению, выделывает с ними обеими Бонифаций, «особенно, с темненькой, которая огонь, а не баба».
Я уже собрался ответить, хотя не успел придумать, что бы такое похлестче сказать, как до меня донесся мягкий баритон Грегора. Я повернулся. Царевич Алексей восседал в центре стола, заняв самое большое кресло, тем не менее пиром правил маркиз Бонифаций. Грегор, превосходивший тестя по мощи, но уступавший ему в элегантности, сидел по его правую руку, облаченный в праздничную рубаху, сшитую наспех личным портным маркиза специально для этого случая. На его груди красовалась верхняя половина маркизова герба (рука с кинжалом, в обрамлении оленьих рогов) и нижняя половина его собственного герба (цветок зверобоя), таким образом всем присутствующим демонстрировалось, как тесно герой дня связан со своим предводителем. Все это должно было произвести впечатление на рыцарей, а заодно и на баронов: вот видите, как бы говорил Бонифаций людям, держитесь этого парня и будете есть за моим столом. Отто, более симпатичный, чем его брат, сидел рядом с Грегором и рассеянно озирался, пытаясь понять, где содержат женщин.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!