Дневник призрака - Ирина Лобусова

— Они здесь, — прошептала Зина, прекрасно понимая, что пришли следом за ней, что это она привела их.

Тибетский колокол все продолжал звонить.

Тропинка начиналась с высокой точки холма. Они обогнули монастырское кладбище. Но едва Артем увлек ее за собой, на узкую тропку, вьющуюся среди желтых камней, как они услышали самое страшное — выстрелы. Сначала раздались они, затем — крики. Артем стал бледен как мел.

— Это пещера или дом? — Зина буквально впилась ногтями ему в руку, отбросив все церемонии.

— Хижина. Рыбачья хижина внизу. Из бревен, — голос Артема задрожал.

Тропинка шла круто вниз, огибая камни. Опускались они достаточно быстро, как вдруг… Зина остановилась первой. Сзади на нее буквально налетел Артем.

В небольшом углублении от основной тропы, там, где было ровное место среди камней, нечто вроде площадки, лежали два трупа. Это были два молоденьких красноармейца. Оба были застрелены. Один из парней держал в руке пистолет. Так и умер с пистолетом, зажатым в руке. Винтовка второго лежала рядом. Зина оторопела. С яростью обернулась к Артему:

— Немцы? Значит, там, в этой хижине, были немцы? С этими сумасшедшими, которые убивали людей ради бреда какого-то монаха?

— Я ничего не знаю! — Артем отшатнулся от нее.

— Они все-таки собирались отдать книгу немцам! — Зина буквально наступала на него, сжав кулаки.

— Это лучше, чем отдать ее большевикам! — нервно выкрикнул Артем.

— Каким большевикам? — Крестовская не могла поверить в такую подлость. — Это же их земля! Твоя земля! Власть приходит и уходит, а история остается! Это же наша история, реликвия! И отдать ее вот так?

Уловив перемены в ее тоне, Артем стал пятиться назад. Зина повернулась к красноармейцам. Оба они были убиты совсем недавно — тела были еще теплые.

Недолго думая, Зина вынула из руки парня пистолет. Увидев это, Артем развернулся и бросился бежать по камням. Зина плюнула в сердцах и продолжила спуск дальше.

Рыбачья хижина стояла на камнях и отчетливо просматривалась с места, на которое вышла Зина. Но только если основные действия разворачивались на берегу, на песке, то Крестовская зашла как бы с тыла.

Хижину окружили красноармейцы. Шла перестрелка. Прижавшись к большому желтому валуну, Зина затаилась, не зная, что делать. Она была уязвимой мишенью для тех, кто находился в хижине. Да и со стороны песка просматривалась отчетливо. Зина знала, что ее не пощадят.

С этой позиции было достаточно хорошо видно происходящее. На песке появился Артем. Он что-то кричал, размахивая руками, и бежал по песку. Один из красноармейцев резко развернулся к нему с винтовкой. Выстрел, другой, третий. Нелепо раскинув руки, Артем упал на берег. Его ноги попали в воду, в которой сразу стали расплываться красные круги. С Артемом было покончено.

Вдруг раздался взрыв. Зина поняла, что в хижине взорвали гранату. Из ближайшего окна взметнулся сноп искр, поднялись языки пламени. Неестественно быстро всю хижину охватил огонь. Из пламени вдруг вывалились две человеческие фигуры.

Зина узнала их сразу. Это были Бершадов и слепой монах. Они сцепились в схватке, покатились по склону. Прозвучал выстрел. Бершадов пошатнулся и упал на колени. В тот же самый момент слепой монах резко схватил его за волосы. Блеснула светлая полоса ножа. Монах приставил Бершадову нож к горлу.

Рывком заставив его подняться на ноги, он потащил Григория обратно, к пылающей хижине. Тут только Зина заметила, что в другой руке монах сжимает книгу — вернее, крепко прижимает ее к себе.

— Опустить оружие! — Голос монаха перекрыл стрельбу, ударной волной разнесся над морем. — Не стрелять! Убью эту тварь!

Мгновение — и красноармейцы опустили винтовки. Бершадов был их начальником, и они не знали, как вести себя в этой ситуации. Монах продолжал пятиться к хижине, таща за собой раненого Бершадова. Мгновение — и они оба спинами оказались прямо напротив Зины. Никто из них ее не видел.

Крестовская медленно поднялась, сжав пистолет в руке. Монах тащил Бершадова к хижине. Еще пару шагов — и оба окажутся в пылающем жерле, из которого нет возврата. Вместе с книгой. Книга… Сердце Зины колотилось, выскакивая из груди. Ей предстояло сделать выбор. Может быть, самый мучительный выбор во всей своей жизни. Перед глазами мелькали круги — обрывки воспоминаний, острые и незабываемые, как осколки разноцветной вазы. Мелькали изо всех сил, впутывая в круг вечных противоречий. Зина стала поднимать руку с пистолетом. Время словно остановилось. Она перестала замечать, что происходит вокруг. Прицелилась… И разрядила пистолет в спину монаха.

После первого же выстрела тот выпустил Бершадова. Григорий резко оттолкнул его от себя. Не удержав равновесие на камнях, монах пошатнулся и, не выпуская из рук крепко прижатую к груди книгу, рухнул в пылающие недра хижины. С громким звуком обвалились доски. Было видно, как пламя охватило сгорбленную фигуру — сразу со всех сторон. А затем и сам монах, и книга полностью исчезли, захваченные этим огненным вихрем. И слепой фанатик, и рукописная книга перестали существовать на этой земле…

Зина бросилась к Бершадову. Он был ранен в предплечье, из раны хлестала кровь. Оторвав полосу от своей летней юбки, Крестовская быстро перетянула руку. Крови стало меньше. Бершадов открыл мутные глаза. На мгновение они стали осознанными.

— Ты… ты спасла… — прошептал он. Глаза его снова стали мутными, и на руках у Зины он потерял сознание.

В больничной палате было прохладно от сквозняка, устроенного благодаря распахнутой двери. Поэтому больничного запаха совсем не было. Чисто выбритый и даже нарядный в белой больничной рубахе, Бершадов восседал на кровати. Рука его была на перевязи.

После того, как Григория доставили в больницу (Зина поехала с ним), ему сделали операцию, извлекли пулю и зашили внутренние повреждения. Состояние его стабилизировалось. Он пришел в сознание и смог принимать посетителей, первой из которых была Зина.

Но при первом ее посещении Бершадов был еще слишком слаб и не мог говорить. Зина принесла ему фрукты, немного посидела рядом, болтая о всяких пустяках, — только и всего. Она отчетливо видела, что Бершадов очень рад ее видеть.

Крестовская сама не понимала, зачем его спасла. Она боялась и ненавидела этого человека. Но в тот момент, когда его жизнь буквально оказалась в ее руках, Зина не смогла выстрелить. Эту перемену она не понимала и сама. Но точно знала одно: ее больше не пугало это превращение.

Крестовская прошла в палату, закрыла двери — ее раздражал сквозняк. Бершадов не сводил с нее глаз. Зина осторожно опустилась на краешек стула.

— Почему ты меня спасла? — спросил он сразу. — Ты же меня ненавидишь.