Ночь на площади искусств - Виктор Шепило

— В пивную, — оживился он, — Там посмотрим трансляцию и попьем пива. Ты любишь пиво?

— Еще как.

— Король счастлив! Ведь кружка с пивом любого сделает счастливым!

В фойе и по многочисленным коридорам уже прогуливались счастливцы — обладатели купленных или пригласительных билетов. Дамы восхищались интерьером, мужчины — дамами, буфетами, курительными комнатами. Атмосфера располагала к приятному общению. Все вокруг сияло, настраивая на большой красивый праздник. Клара на правах хозяйки принимала особо важных гостей, наблюдая за мужем издалека. Держалась она просто и великолепно, но его внутренняя тревога передавалась ей на расстоянии.

Ткаллер на время потерял из виду Режиссера, и это беспокоило его. К директору опять подскочил как всегда взволнованный администратор. В четвертом ряду возник конфликт. Скандалисты требуют директора.

Ткаллер в сопровождении администратора быстрым шагом дошел до четвертого ряда. В главном проходе они остановились. Прямо по центру, на двадцать четвертом и двадцать пятом местах, он увидел Свадебный и Траурный марши в тех же самых одеяниях и с независимым выражением на лицах. Возле них стоял любознательный Келлер с полной рослой дамой. При виде директора Келлер приободрился и принялся объясняться:

— Я — почетный гость города, член независимой комиссии. Вот мои пригласительные билеты. У меня все права на эти места! У этих же господ ничего. По крайней мере, они никому ничего не предъявляли!

Ткаллер почтительно поклонился. Марши ответили легким кивком. Келлер же без умолку говорил: объяснял, почему он выбрал именно эти места. Во-первых, у него при себе карманные партитуры, чтобы не только слышать, но и читать глазами великую музыку; во-вторых, он взял два слуховых аппарата — себе и супруге. Подключение этих аппаратов дает колоссальный эффект!

— Разве вы плохо слышите?

— О нет! Но когда слушаешь через аппарат, возникает ощущение, будто музыка проникает в каждую твою клетку. Ты словно в невесомости от наслаждения. Ты полностью отсутствуешь в этой жизни…

Ткаллер прервал чарующие описания. Он проверил на всякий случай билеты любознательного туриста, показал их зачем-то Маршам — те, не взглянув, кивнули.

— Да, — задумался Ткаллер, — Как же быть? Может, вы, господин Келлер, пройдете на другие места? Тут недалеко.

— С какой стати? — громко удивился тот, — Странно даже слышать! Ни за что! Мы лучше будем демонстративно стоять в проходе. Я почетный гость, наконец!

Администратор уловил растерянность Ткаллера, спросил еле слышно:

— Полицию?

Ткаллер даже съежился от этого слова. Стараясь сохранять хладнокровие, он пояснил администратору и чете Келлеров:

— Вам, очевидно, неизвестно, но эти два господина тоже весьма и весьма почетные гости фестиваля.

— В первый раз вижу и слышу.

— Что видите — возможно, но что в первый раз слышите — сомневаюсь, — высказался Траурный.

Ткаллер, бегая глазами по залу, соображал, куда бы усадить Марши, — и вдруг взгляд его наткнулся на твидового Режиссера, который шел прямо на него.

— Господин директор, я вас повсюду ищу. И заметьте, не я один.

— Слава богу, — промокнул лоб платком Келлер, — Я подумал, что на мои места нашлись еще охотники. Господин Режиссер, может, вы разрешите наш спор?

— Ну, этот вопрос уладить элементарно, — Режиссер не стал дожидаться никаких объяснений, — Очевидно, ни господин Келлер, ни его многоуважаемая супруга не знают, с какими замечательными господами их свела судьба. Я бы не задумываясь уступил им свои места.

— Простите, не имею чести знать, чем же эти господа замечательны?

— О, они великие скромники старой доброй школы манер и воспитания.

— Это заметно, — кивнул Келлер, — Но все-таки?

— Нет-нет, раскрывать инкогнито не входит в мои обязанности. Но я почту за честь уступить им свои места. Если же эти места их не устроят, буду настаивать, чтобы в центральном проходе поставили два велюровых кресла.

— Нет, я все-таки желаю знать, отчего такое уважение? — Любознательный Келлер даже в лице изменился — как так, все знают, а он, любознательный Келлер, не знает!

Ткаллер попытался его успокоить и пригласил Марши в свою директорскую ложу. Режиссер в свою очередь напомнил о своем приглашении. Марши вели себя как-то неопределенно. Они не выказывали желания уходить с кем бы то ни было, хотя знаки внимания были им приятны. Скорее всего, они предпочли бы остаться на месте, но тут подошла Клара. На правах старой знакомой она обратилась к Маршам:

— Я понимаю, не так-то просто выбрать между предложениями двух мужчин, но не могу допустить мысли, что вы откажете женщине, которая вас особенно почитает. Прошу, господа!

Клара подала руку, и Свадебный марш приподнялся с места, не в силах отказать даме. За ним поднялся и Траурный.

По дороге к директорской ложе Ткаллер проговорил негромко:

— Господа, ну зачем вы все это затеяли?

— Нет, мне определенно это нравится, — всплеснул руками Свадебный, — Как вы могли нас не пригласить?

— Не думал, что вам это будет интересно, — нервничал Ткаллер.

— Нам не без оснований казалось, что мы имеем право на любое место в этот вечер, — сказал Траурный.

— Какие-то тайны, недомолвки, интриги… Совершенно не знаешь, что можно говорить, куда дозволено идти… Что же нам в такой вечер — сидеть в подвале библиотеки? — Свадебный хмыкнул, — До чего странно устроена у вас жизнь. Сделаешь одолжение и потом все время вынужден чувствовать себя обязанным.

Марши искренне не понимали своей неуместности. Ткаллер попросил жену показать «любезным гостям» их место в директорской ложе, а сам отправился с Мэром за сцену, где принялся убеждать его в том, что приветствие должен произносить хозяин города, а не хозяин зала.

— Вы меня ставите в неловкое положение, — нахмурился Мэр, — Я, конечно, готов. Но я только и делаю, что произношу речи. Могут расценить это как нескромность. К тому же я собирался выразить благодарность компаниям и частным лицам, выделившим средства на реконструкцию зала. Но кто-то должен отметить муниципалитет, и, может быть, его глава заслуживает несколько добрых слов.

— Вне всякого сомнения, — поспешно согласился Ткаллер, — Об этом я обязательно скажу на банкете.

Директор в ожидании третьего звонка еще раз прошелся по закулисным проходам и комнатам. Ощущение хаоса было вокруг и внутри Ткаллера. Гул человеческих голосов и музыкальных инструментов висел над черными фраками оркестрантов и белыми платьями хористок. Гудел фагот, разыгрывались скрипичные пассажи, настраивались виолончели — и весь этот шум время от времени пронзительно прорезала визгливая флейта-пикколо. К Ткаллеру подбежал взволнованный дирижер:

— Наш господин Мэр совершенно выжил из ума! Подошел ко мне после генеральной репетиции и спрашивает, почему это я дирижирую без палочки? И мощь в оркестре есть, и звучание хорошее, но дирижер без палочки для него все равно что скрипач без смычка. Я ему объяснил, что палочка сковывает кисть, кроме того, многие музыканты близоруки и тонкую палочку не воспринимают. Так он мне прислал вот… полуметровую указку. Я отказался, а он: «Дирижирование, любезный, это тоже театральное зрелище. Возьмите палочку и не спорьте, если хотите иметь успех». Как быть — ума не приложу!