Обмани меня красиво - Галина Владимировна Романова

— Я же… я же была так счастлива… с ним, Димка! — всхлипывала она через слово. — Это же… была такая идиллия… Я не могу представить… что он мог так поступить! Как же так?! Что теперь будет со мной?! С домом… Что с домом?

— Он опечатан, Полина. Кредиторы… Фирма также закрыта до выяснения обстоятельств, так что… — Ему очень тяжело было говорить ей об этом, но скрывать правду тоже было нельзя. — Но у меня есть для тебя одна новость, которая должна будет тебя хоть немного утешить.

Она подняла на него заплаканные глаза и все силилась понять, о чем он говорит. Что может порадовать ее в момент крушения мира?! Ее мира!!! Того, в котором она так безмятежно и счастливо жила, где была замужем, имела красивый дом и обеспеченное существование…

— Дом, думаю, ты построишь новый, — вдруг сказал Давыдов.

Оказывается, она все это проговорила вслух. Странно, что почти ничего не слышала. Думала, что все это так и осталось в ее мозгах, не вырвавшись наружу.

— Как это?

— Евгений давно открыл на твое имя один счет. И я думаю, что все те средства, которые ему удалось утаить от своих партнеров по бизнесу, он перечислял туда, так что ты можешь считать себя вполне обеспеченной женщиной. По миру не пойдешь, одним словом. — Давыдов многозначительно примолк, увидев выглянувшего из-за угла Степана. — Чего тебе?

— Ничего. — Тот подошел к ним, присел на корточки и с напряженным вниманием уставился на Полину. — Как ты, Полина? Я…

— Слушай, отстань, а! — прервала она его, поднялась с земли, резким движением заправила волосы за уши и вдруг с неприкрытой злобой процедила: — Радуешься, наверное! Как же, теперь происходящее тебе на руку. Только хочу предупредить тебя, Новиков!

Он внимал каждому ее слову и ничуть не выглядел при этом обиженным.

— Рано радуешься! Я не собираюсь искать утешения в твоих объятиях. Так что можешь валить отсюда! — Она злобно фыркнула в сторону испуганно охнувшего Давыдова и отвернулась от них обоих. Плечи ее тут же начали вздрагивать. Она снова заплакала.

— Полина. — Степан подошел к ней и, не решаясь до нее дотронуться, замер за ее спиной. — Ты прости меня! Пожалуйста, прости! Я не должен был…

— Да при чем тут ты-то! — воскликнула она и повернула к нему зареванное лицо. — Что ты извиняешься, Степка?! Ну при чем тут ты вообще?! Я сейчас никого не хочу видеть! Просто — никого! Убирайтесь оба! Оставьте меня!

В запущенном, поросшем бурьяном саду Полина просидела весь остаток дня до глубокого вечера. Она то принималась плакать, не в силах представить себе Женьку погибшим, то начинала утешать себя, приводя самой себе доводы, что могла бы умереть, не явись вовремя Давыдов с Иринкой. Но ни одни доводы не шли в сравнение с той вселенской болью, которая рвала ее на части, когда она вспоминала мужа.

Он улыбался ей, ласкал ее взглядом. Шел ей навстречу и все что-то говорил и говорил — что-то хорошее, отчего ей было сладостно и тепло. Его глаза, руки, плечи, его запах… Она видела все это, ощущала даже сейчас, сидя за десятки километров от него в зарослях глухой крапивы. Представить себе, что больше никогда этого не будет в ее жизни, было просто невозможно.

Она комкала теплые бархатистые листья, рвала их беспорядочными лихорадочными движениями и отбрасывала в сторону, не переставая плакать.

Он мерзавец, убеждало ее сознание.

Но он не должен был умирать, твердило ее сердце.

Он совершил преступление, мог бы понести и наказание, а она… Она ждала бы его. Ездила бы к нему и видела его так часто, как позволили бы ей власти и обстоятельства. Но все это не подразумевало бы вечной разлуки, которую подразумевает смерть…

Самое мерзкое, самое отвратительное и безнадежное слово, которое только способно было придумать человечество за всю историю своего существования. Слово, которое навсегда лишало надежды, которое не могло позволить хоть что-то попытаться исправить, когда, казалось бы, и исправлять уже было нечего…

По траве прошуршали чьи-то шаги, и через минуту напротив нее сел в траву Степан. Он ничего не сказал, не кинулся утешать. Просто сел, подтянул колени повыше и, обхватив их руками, задумчиво смотрел на нее.

— Мне больно, Степа! — прошептала Полина распухшими губами и судорожно всхлипнула.

— Я знаю, — произнес он.

— Я очень любила его! Очень!!! И потому мне вдвойне больнее от того, что он сделал!!! — Слезы снова полились из глаз. Казалось, что их больше не могло быть, но поток их и не думал иссякать. Она закрыла рот рукой, прикусила ладонь и какое-то время пыталась заглушить громкие рыдания, рвущиеся наружу. Потом сипло проговорила: — Как?.. Как можно смириться с его смертью, Степа?! Как это можно исправить, ответь! Ты сильный и мудрый, ты видел смерть не раз, ответь мне, как можно победить ее?! Ответь мне, Степа!!!

Он все-таки не выдержал и схватил ее. Она пыталась вырваться, орала ему что-то гадкое и грубое. Степа ее не слушал. Он все сильнее прижимал ее к себе и тоже, кажется, что-то говорил ей. Потом Полина внезапно затихла. Обмякла в его руках. Он поначалу даже испугался, подумав, что она потеряла сознание, но она вдруг спросила:

— Что ты только что сказал?

— Я? Когда?

— Прекрати корчить из себя идиота, Новиков! Ты что-то сказал о смерти секунду назад — что?! — Она высвободилась из его рук, отодвинулась на коленях поглубже в заросли глухой крапивы и, выпрямившись, уставилась на него с таким лицом, будто от его ответа зависела сейчас судьба всего человечества, что уж говорить о ней лично. — Что ты только что сказал?!

— Господи, Полинка, ты сведешь меня с ума!

Он был рад уже тому, что она наконец-то обрела способность говорить внятно. Стоит на коленях в метре от него, смотрит так, что он умереть готов сию минуту, попроси она его об этом. Но просила-то она как раз об обратном…

— Да, я видел смерть. Всякую видел. Смерть, она ведь разная, Полина: для кого-то она — наказание, для кого-то это избавление от боли, страданий, для кого-то — от демонов, которые рвут душу, но значение ее явно преувеличено. Во всяком случае, тобой. От нее есть избавление, поверь.

— Какое? — Господи, он говорил с такой уверенностью, что она невольно начинала ему верить.

— Любая смерть утрачивает свое зловещее значение с рождением новой жизни, милая. Это просто. — Степан встал на ноги и протянул ей руку. — Идем к остальным, Полина. Ирина переживает. Костер прогорел, ребята шашлык жарят. Чувствуешь, запах какой!

Полина машинально вложила свою ладонь в его руку. Поднялась с его помощью и даже не воспротивилась, когда Степан, вытащив из кармана джинсов крохотную расческу, принялся приглаживать ей волосы. Она все думала и думала над его бесхитростными словами, которые таили в себе глубокий всеобъемлющий смысл.

— Посмотри на меня, — попросил он, и когда Полина подняла к нему лицо, вытер ей щеки и слегка подул на них. — Сейчас все пройдет.