Рассвет - Стефани Майер

Реальность была красной, и меня словно сбивал автобус, колотил профессиональный боксер и топтали быки одновременно; меня окунали в кислоту и распиливали на части.

В реальности мое тело дергалось и извивалось, но от боли сама я пошевелиться не могла.

В реальности я осознавала: есть нечто гораздо более важное, чем эти пытки, хотя что именно, вспомнить не могла.

Мгновение назад все было, как положено. Любимые люди вокруг. Улыбки. Почему-то — неясно почему — меня не покидало чувство, что скоро я получу все, за что боролась.

И от одной крошечной неприятности все пошло наперекосяк.

Я увидела, как моя кружка опрокинулась, темная кровь брызнула на белоснежный диван. Я непроизвольно потянулась к ней, хотя увидела другие, более проворные руки…

Внутри что-то дернулось в обратном направлении.

Разрывы. Переломы. Адская боль.

Накатила и отступила чернота, сменившись волной боли. Я не могла дышать — однажды я уже тонула, но теперь все было иначе, слишком горячо в горле.

Меня разрывало, ломало, кромсало изнутри…

Вновь чернота.

Голоса, крики, новая волна боли.

— Видимо, плацента отделилась!

Что-то невероятно острое, острее любого ножа, пронзило меня насквозь — несмотря на пытки, слова неожиданно обрели смысл. «Плацента отделилась» — я поняла, что это значит. Мой ребенок может погибнуть внутри меня.

— Вытаскивайте его! — заорала я Эдварду. Почему он до сих пор этого не сделал? — Он задыхается! Быстрее!

— Морфий…

Наш ребенок умирает, а он вздумал ждать, пока подействует обезболивающее?!

— Нет! Быстрее… — выдавила я и не смогла закончить.

Свет в комнате стал заплывать черными пятнами, когда холодное острие новой боли вонзилось мне в живот. Что-то было не так, я невольно начала бороться, чтобы защитить свое чрево, моего ребенка, моего маленького Эдварда Джейкоба, но мне не хватило сил. Легкие ныли, словно в них сгорал кислород.

Боль вновь начала утихать, хотя я и держалась за нее, как могла. Мой ребенок, мой малыш умирает…

Сколько же прошло времени? Несколько секунд или минут? Боль исчезла совсем. Я онемела, ничего не чувствовала и не видела, зато могла слышать. В легких опять появился воздух, он раздирал мне глотку грубыми пузырями.

— Будь сомной, Белла! Слышишь? Будь со мной! Не уходи! Твое сердце должно работать!

Джейкоб? О, Джейкоб все еще здесь, все еще пытается меня спасти…

«Ну конечно», — хотела ответить я. Конечно, мое сердце не остановится, разве я не обещала им обоим?

Я попыталась найти сердце, ощутить его, но безнадежно заплутала в собственном теле. Я не чувствовала того, что должна была чувствовать, все было не на своих местах. Я заморгала и нашла глаза. Увидела свет. Не совсем то, что искала, но лучше, чем ничего.

Пока я привыкала к свету, Эдвард прошептал:

— Ренесми.

Ренесми?

Так это не бледный красивый мальчик, которого я себе представляла?.. А уже в следующий миг меня захлестнула волна тепла.

Ренесми.

Я заставила свои губы шевельнуться, протолкнула пузыри воздуха наружу, превратила их в шепот. Потом усилием воли подняла руки.

— Дай… дай ее мне.

Свет затанцевал, отразившись от хрустальных рук Эдварда. Блики были красноватые от крови на его коже. И держал он тоже что-то красное, маленькое и барахтающееся. Эдвард прижал теплое тельце к моим рукам, будто я сама взяла его. Влажная кожа малышки была горячая, как у Джейкоба.

Наконец-то я сумела сфокусировать зрение; все вокруг стало абсолютно четким.

Ренесми часто-часто дышала. Ее глазки были широко распахнуты, а лицо такое напуганное, что я чуть не рассмеялась. Маленькую, идеально круглую головку толстым слоем покрывали кровавые сгустки. Глаза были знакомого — но потрясающего — шоколадного цвета. Кожа под кровью казалась бледной, сливочной или цвета слоновой кости. И только щеки горели румянцем.

— Ренесми… — прошептала я. — Красавица…

Дивное личико вдруг улыбнулось — широкой, сознательной улыбкой. За нежно-розовыми губками оказался полный набор белоснежных молочных зубов.

Ренесми уткнулась головкой в мою теплую грудь. У нее была шелковистая кожа, но не такая мягкая, как моя.

Тут я снова ощутила боль — единственный теплый укол. Я охнула.

И она исчезла. Моя крошка с ангельским лицом исчезла. Я ее больше не видела и не чувствовала.

«Нет! — хотела крикнуть я. — Нет! Верните ее!»

Я слишком ослабла. Мои руки упали, как шланги без воды, а потом я вообще перестала их чувствовать. Перестала чувствовать себя.

Меня затопила тьма чернее прежней — будто на глаза быстро надели плотную повязку. Причем она закрыла не только глаза, меня саму придавило тяжеленным грузом. Сопротивляться я не могла. Проще сдаться. Позволить тьме столкнуть меня вниз, вниз, вниз, где нет боли, нет усталости и нет страха.

Если бы дело было только во мне, я бы не смогла долго бороться с этим желанием. Я ведь всего лишь человек, и силы мои — человеческие. Я слишком давно в тесной связи со сверхъестественным, как говорил Джейкоб.

Но дело не только во мне.

Если я сейчас сдамся тьме и позволю ей стереть меня, они будут страдать.

Эдвард. Мой Эдвард. Наши жизни переплелись в единую нить. Перережь одну, и лопнет вторая. Если бы он умер, я бы не вынесла. Если умру я, не вынесет он. А мир без Эдварда не имеет никакого смысла. Эдвард обязан жить.

Джейкоб, который снова и снова прощался со мной и по первому же зову вновь приходил. Джейкоб, которому я причинила преступно много боли. Неужели я снова раню его — так, как еще никогда не ранила? Ради меня он оставался, несмотря ни на что. И теперь просил лишь об одном: чтобы осталась я.

Но вокруг была такая темнота, что я не видела их лиц. Все казалось ненастоящим — волей-неволей сдашься.

Я проталкивалась сквозь тьму почти инстинктивно. Я не пыталась ее рассеять, лишь слабо сопротивлялась. Не давала себя раздавить. Я ведь не Атлас, а тьма была весом с планету; сбросить ее я не могла. Только бы не исчезнуть вовсе.

Всю жизнь мне не хватало сил, чтобы бороться с неподвластным, атаковать врагов и одерживать над ними победу. Избегать боли. Всегда по-людски слабая, я могла только жить дальше. Терпеть. Выживать.

И пока этого достаточно. Сегодня этого должно хватить. Я буду терпеть, пока не придет помощь.

Эдвард приложит все возможные усилия. Он не сдастся. И я не сдамся.

Из последних сил я не подпускала к себе черноту небытия.

Однако моей решимости было недостаточно. Время шло, и чернота подбиралась все ближе, мне нужен был какой-то источник силы.