Половинный код. Тот, кто убьет - Салли Грин

Я надеваю куртку и смотрю на часы в кухне. Если поднапрячься, я могу сказать, который час.

Оказывается, времени больше, чем я думал. До полуночи всего минут десять. Кажется, так.

Или даже меньше. Но если я побегу, то еще успею к Меркури.

Я выскакиваю наружу и делаю два шага в направлении выстрелов. И тут же останавливаюсь, не могу двинуться дальше, как будто меня держат.

Снег продолжает падать вокруг меня, но снежинки тоже как будто замедляются… а потом останавливаются. Хлопья снега висят в черноте ночного воздуха.

Все вокруг замерло, и я благодарно падаю на колени.

Мой отец.

Я знаю, это он. Только он умеет останавливать время.

И я стою на коленях, неподвижно и молча. Снежинки висят в воздухе многослойным прозрачным занавесом, а вокруг сереет покрытая снегом земля. Впереди даже не видно леса.

А потом возникает просвет.

Он.

Темный силуэт движется в темноте, снежи нки качаются перед ним, словно подвешенные на ниточках.

Он подходит ближе, пальцем отодвигает одну снежинку, нежно сдувает другую. Он подходит все ближе, не летит, а шагает, по колено в снегу.

Не дойдя до меня нескольких шагов, он останавливается, пинком отбрасывает снег и садится скрестив ноги.

Я не вижу его лица, только силуэт. Кажется, он в костюме.

— Наконец-то.

Голос его спокоен, он очень похож на мой, только звучит более… задумчиво.

— Да, — говорю я, и мой голос звучит как-то непривычно, словно я маленький мальчик.

— Я ждал этой встречи. Я давно ее ждал, — говорит он.

— Я тоже ее ждал. — Потом добавляю: — Целых семнадцать лет.

— Уже? Семнадцать лет…

— Почему ты не приходил раньше?

— Ты на меня сердишься.

— Немного.

Он кивает.

— Почему ты не приходил раньше? — Мой голос звучит жалко, но я так измучен, что мне уже все равно.

— Натан, тебе всего семнадцать лет. Ты еще очень молод. Когда ты повзрослеешь, то поймешь, что время может идти по-разному. Иногда оно замедляется… потом вдруг начинает бежать. — Он делает круговое движение рукой, отчего снежинки вокруг него взвихряются и образуют что-то вроде небольшой галактики, которая медленно уплывает вверх, пока совсем не скрывается из виду.

И это так удивительно. Видеть отца, наблюдать его силу. Вот мой отец, он сидит так близко, совсем рядом со мной. И все-таки ему следовало прийти раньше.

— Мне плевать на то, как движется время. Я спрашиваю, почему ты не пришел раньше?

— Натан, ты мой сын. И я ожидаю от тебя некоторого уважения… — Он делает глубокий вдох и долгий выдох, от которого еще несколько снежинок срываются со своих мест и падают перед ним на землю.

— А ты мой отец, и я ожидаю от тебя некоторой ответственности.

Он коротко усмехается.

— Ответственности? — Он слегка склоняет голову к правому плечу, потом выпрямляет ее снова. — Не могу сказать, чтобы я часто слышал это слово… А ты? Ты когда-нибудь слышал о том, что такое уважение?

После небольшой паузы я отвечаю:

— До сих пор не часто.

Он молчит, зачерпывает одной рукой снег, просыпает его меж пальцев.

И говорит:

— Меркури собиралась дать тебе три подарка, я полагаю.

— Да.

— Что она хотела взамен?

— Кое-какую информацию.

— Что-то дешево для Меркури.

— И еще кое-что.

— Дай угадаю… Это несложно: она хотела моего уничтожения. Меркури очень предсказуема.

— Но у меня нет намерения тебя убивать. Я так ей и сказал.

— И она согласилась?

— Кажется, она решила, что я потом передумаю.

— А! Ну, тогда она позабавилась бы, пытаясь заставить тебя переменить решение.

— Значит, ты мне веришь? Я не убью тебя.

— Я пока не знаю, чему верить.

А я не знаю, что сказать. Нельзя ведь просить кого-то о трех подарках. Так не делают. И я молчу, но, раз он пришел в мой семнадцатый день рождения, то, наверное, он пришел именно за этим? Или нет?

— Какая ей была нужна информация?

— Кое-что о Совете и моих татуировках. Я ничего ей не сказал.

— Не люблю я татуировки.

Я протягиваю руку и показываю ему ту, что у меня на тыльной стороне ладони, и ту, что на пальце. Они сине-черные, а моя кожа в темноте кажется молочно-белой.

— Они хотели использовать мой палец, чтобы сделать из него ведовскую бутылку. Чтобы заставить меня убить тебя.

— Значит, мое счастье, что твой палец еще на месте. Твое счастье, что ты не рассказал всего Меркури. Думаю, она уже отрезала бы твой палец.

— А еще ей был нужен Фэйрборн.

— Ах да… где он?

— Роза украла его у Клея, но… все пошло не так. Ее застрелили Охотники. А я потерял Фэйрборн.

Молчание.

Он опускает глаза, тянет себя за нос двумя пальцами.

— Вот тут мне уже куда труднее тебе поверить. Где именно это произошло?

— В лесу, по пути сюда. — Тут я ощущаю в боку такую боль, что весь вздрагиваю. — Меня отравили или что-то в этом роде.

— В чем дело? Ты ранен? — спрашивает он, наклоняясь ко мне. Голос у него встревоженный. Встревоженный! От радости мне хочется плакать.

— Меня подстрелила Охотница. Я залечиваюсь, но все начинается снова. Пуля еще там.

— Нам надо ее достать.

— Больно будет.

— Несомненно. — Теперь его голос насмешлив. — Покажи.

Я расстегиваю куртку, затем рубашку.

— Снимай их. Ложись на снег.

Когда я снимаю рубашку, он встает, обходит меня кругом и берет в руки нож, подаренный Габриэлем.

— Что это такое? — И он проводит по моей спине пальцем. Странное ощущение, когда его палец касается моей кожи. Руки у него холодные, как снег.

— Шрамы.

— Вижу. — Он снова усмехается, чуть слышно. — Кто их сделал?

— Киеран О’Брайен, Охотник. Это было давно.

— Для кого-то и тысяча лет небольшой срок. — Он проводит по моей спине своей шершавой ладонью, и его прикосновение оказывается на удивление нежным.

— Ладно… ложись. Не двигайся.

Он не торопится.

Я стискиваю зубы; ощущение такое, как будто мое мясо снимают с ребер, словно кусок курятины с косточки. Но мясо сидит на удивление крепко.