Злой город - Дмитрий Силлов

Бывший кешиктен поежился, вспоминая страшную рану, оказавшуюся на месте лица убитого рыцаря, когда с него сняли шлем. Ни глаз, ни носа, ни рта – лишь черная, словно выжженная глубокая впадина в черепе, делающая его похожим на чашу, обтянутую с внешней стороны абсолютно неповрежденной человеческой кожей. И ни намека на черный кинжал, который – все ясно это видели – сжимал в руке Непобедимый Субэдэ.

Хуса вздохнул. Субэдэ… Вот уж у кого духи-хранители! Всем духам духи! Не иначе сам Сульдэ покровительствует великому полководцу и, стоя позади него незримой тенью, советует, что и как делать в жизни.

Бывший кешиктен вздохнул снова. Хоть бы какой-нибудь вшивый мангус сейчас дал совет Хусе, как вернуть все обратно?

Самой важной для всадника части тела, той, что находится пониже спины, стало холодно. Внезапно Хуса вскочил, оттянул сзади свои штаны, после чего разразился потоком страшных ругательств, в которых поминались мать, отец, вся родня и многие поколения предков того раба, которому Хуса самолично отрубил голову этим вечером за то, что вытянутый кнутом раб бросил на землю вязанку хвороста и плюнул в лицо бывшему кешиктену. Проклятые рабы осмелели в последнее время, видя безуспешные попытки Орды взять урусский город, поэтому приходится обходиться с ними строже. Но плаха еще не просохла от крови и сейчас на штанах Хусы расплывалось большое бурое пятно. И у всякого, кто увидит это пятно поутру, найдется свое предположение относительно того, каким образом оно там появилось. О Великое Небо! Гнусный раб сумел отомстить своему палачу и после смерти. Где среди ночи Хуса найдет себе другие штаны? Проклятые рабы, проклятая земля, проклятый город!

В отчаянии Хуса плюнул в сторону высокой стены урусского города, возвышавшейся в ночи темной громадой на фоне полной луны.

Но что это?

В одно мгновение Хуса забыл и о своих штанах, и о рабах, и обо всех бедах, случившихся с ним за последнее время.

Вот оно!

Ленивые бараны, которых Непобедимый поставил следить за воротами крепости на случай, если враг решит предпринять вылазку, наверно, и сейчас тупо смотрят на те ворота, забывая время от времени поглядывать и на стену.

А со стены города спускались воины.

Вернее, самих воинов было не видно на фоне темной стены, но что еще могут стравливать ночью на веревках черные силуэты, шевелящиеся сейчас над крепостным тыном? Спасибо светлому лику богини Сар[138], взошедшему над урусской стеной этой ночью. Возможно, завтра Хуса зарежет в ее честь молодого ягненка, омыв его кровью вернувшиеся к Хусе пластинчатые доспехи кешиктена и значок десятника. Или… Пайцзу сотника?

Но это будет завтра. А сейчас… Хуса бегом бросился к кострам передней линии охранения, вопя во все горло. Рабы тут же побросали камни и хворост и бегом ринулись прочь от крепости, разноязыко понося спятившего надсмотрщика и прикрывая головы в ожидании ливня урусских стрел.

Но со стены не стреляли. Беда пришла с другой стороны.

Ордынцы умели быстро реагировать на неожиданные маневры врага. Навстречу рабам послышался приближающийся тяжелый стук копыт. Бронированные нагрудники коней сшибли с ног, а подкованные копыта вбили в землю с десяток несчастных. Остальные с воплями разбежались. В сторону крепостной стены полетели горящие стрелы – на этот раз не поджечь, а осветить невидимую опасность.

– Это я, это я их увидел первым! – вопил подоспевший Хуса.

Хитрые урусы предприняли вылазку. Около шести десятков воинов, спущенных на веревках, были уже почти у подножия стены. Сейчас урусы спешно тащили их обратно – но поздно! Стена была слишком высока.

Воины, висящие на веревках, тоже все поняли. Один из них в белом плаще за спиной, вскинул руки с привязанными к ним самострелами и послал два тяжелых болта в толпу подоспевших всадников. Один из кешиктенов свалился с коня – болт вошел ему точно под шлем. Второй еле слышно застонал. На таком расстоянии даже пластинчатая броня не спасала – древко торчало из плеча воина, все гуще окрашиваемоего струйкой крови, толчками бьющей из раны.

Кешиктены яростно взвыли. Туча стрел взвилась в воздух. В мгновение ока опустели колчаны. Но любой воин Орды прежде всего стрелок. И не найдись на воинском смотре даже у самого лучшего кешиктена второго колчана, полного стрел, тут же на месте станет тот кешиктен ниже ростом ровно на голову.

Отработанным движением воины отправили за спину пустые колчаны, сменив их на полные – и сотни крылатых смертей вновь распороли прохладный ночной воздух. Сзади слышались голоса и мелькали десятки факелов. Это и конны, и пеши спешили к месту ночной атаки воины, услышавшие шум. И, отчетливо видя цели, освещенные горящими стрелами, тоже хватались за луки.

На породистом мощном скакуне, отбитом у урусов под Суздалью, прискакал тысячник в богатых латах с пером беркута на шлеме. И, поддавшись общему настроению, закричал, дрожа от азарта:

– Стрелять! Не останавливаться! Пробить доспехи урусов! Целиться в шею!

Колчаны вновь опустели. Одна стрела перебила веревку и утыканный стрелами словно лесной еж урусский воин упал к подножию стены. Скрываясь за тыном, защитники крепости спешно затаскивали на стену остальных.

– Расступиться!!!

Рев медного рожка разорвал воздух. Толпа стрелков колыхнулась и распалась надвое.

В сопровождении десятка своих кебтеулов сквозь строй ехал Субэдэ. Его лицо было бесстрастно, лишь жестче обозначились скулы, да под единственным глазом слегка наметился темный круг – след череды бессонных ночей.

Полководец проследил взглядом последнее тело, исчезнувшее за крепостным тыном.

– Кто отдал приказ стрелять? – негромко спросил он.

Тысячник, подъехав, поклонился.

– При атаке врага воины боевого охранения стреляют без приказа, Непобедимый.

Единственный глаз полководца метнул невидимую молнию, которую тысячник почувствовал кожей.

– Я знаю, когда должны стрелять воины боевого охранения. И я знаю, как они умеют стрелять. Кто отдал приказ выпустить в каждого из урусов по десятку полных колчанов?

Тысячник гордо вскинул голову. Он был потомственным чингизидом и мог себе это позволить.

– Я отдал приказ, – произнес он. – Я решил, что верная смерть полусотни урусов важнее стрел.

Субэдэ прищурился, но ничего не ответил, а лишь кивнул на труп под стеной, слабо освещенный догорающими остатками огненных стрел.

– Принесите его мне! – процедил он сквозь зубы.

Двое пеших воинов быстро скинули тяжелые доспехи и, прикрываясь щитами, бросились вперед. Оставшиеся сзади приготовили последние стрелы, оставшиеся в колчанах – если бы не появление Субэдэ, скорее всего, и тех не осталось бы.