Жена странного человека - Александр Вин

– Земля умирает. Никому не известна причина происходящего. Никто из людей не знает, что же нужно делать для её спасения. Однажды и мне стало всё равно…

Отпив из своей кружки, старик внимательно взглянул из-под густых бровей.

– Если есть возможность идти правильно – иди правильно.

– Но куда?! И зачем?

– Ты прав…

Старик задумчиво поправил угли костра.

– Нужна цель.

Сверкая глазами, Эмпе вскочил на колени, отбросив полы плаща.

– А у тебя есть цель, старик?!

Юноши обычно бывают обижены, если пожилые люди снисходительно улыбаются в ответ на их стремительные порывы.

– Мне давно уже не надо лишнего – есть рыба, есть прочный сухой шалаш, есть тепло – огонь костра, поддерживать который я умею даже в дождь. Цели нет, я почти до конца прожил свою долгую, интересную жизнь.

– Тогда ты должен знать ответ: почему Разум сейчас не помогает нам, своему человечеству? Он что, оглох, если не слышит наших проклятий?! Он ослеп, не видит умирающих от голода детей и звереющих от ежедневной боли взрослых?! Как же так, старик? Что такое сделано нами неправильно, почему в такие трудные времена Разум отвернулся от нас?!

И опять жизненный опыт взял верх над страстной молодостью.

Терпеливо выслушав Эмпе, старик накормил его горячей и сытной рыбной похлёбкой, ещё раз с заботой накрыл его, лежащего, плотным плащом.

– Ты умён и достоин совета, если самостоятельно и искренне ищешь ответы на такие сложные вопросы. Поэтому слушай, эта обычная, в общем-то, история случилась в моём далёком детстве…

Старик подоткнул края плаща, не спеша доел остатки похлёбки. Со смыслом поправил дрова в костре.

– … Родители очень любили меня, а я – их. У нас была хорошая и добрая семья, но однажды мама и отец сильно поссорились. Весь вечер они громко ругались, мама даже плакала. Я испугался, долго ждал чего-то плохого и страшного, забившись в свой угол. В то время я был настолько мал, что мог ощущать только теплоту шерстяной нитки, которая, когда мама вечерами уютно вязала, тихо скользила в моём кулачке. И ещё перед сном я непременно молился – так было принято в нашей семье.

В тот вечер никто не уложил меня спать, никто не сказал привычных добрых слов. Родители ведь впервые в жизни ужасно поругались, разошлись по своим комнатам, а я оказался в темноте совсем один, рядом со страхами, со слезами и переживаниями.

И я начал молиться.

Мне вспоминались тогда странные, много раз слышанные, но до конца так и не понятые слова сложных молитв. Да и не нужен был мне их точный, правильный смысл! Просто я изо-всех детских сил просил какого-то бородатого и далёкого бога, чтобы он сильно постарался и помирил моих папу и маму.

Они, взрослые, не могли этого сделать, а я был искренен в отчаянии.

Помню, что утомившись слезами и фразами, я уже засыпал, и в мою комнату всё-таки пришла мама, она говорила мне что-то ласковое, спокойное, и было понятно, что поступил я правильно и всё у нас будет непременно хорошо.

И действительно – когда поутру я проснулся, светило большое солнце, а мама и папа улыбались друг другу!

Тогда я и понял, что помог богу.

Мои страстные мольбы и искреннее желание хорошего – это и была та самая малость, которой не хватало бородатому созданию, чтобы он смог издалека различить нашу семейную беду и выделить её важность из прочих своих божественных дел.

То счастливое утро уверило меня, что накануне мой бог был слаб разрозненностью собственных усилий – он же не знал, как поступить с моими мамой и папой; не был уверен, чью сторону ему нужно было принять – ведь они оба были хорошими людьми и, по-своему правыми в споре, а вот я в те мгновения и помог ему, богу, своим желанием. Именно моей маленькой и громкой молитвы не хватало тогда моему богу, чтобы стать таким необходимо сильным, чтобы суметь принять правильное решение и помочь всем нам.

– Они что, действительно помирились?

Согретый нужными словами, горячей едой, грубым плащом из овечьей шерсти и надеждой, Эмпе произнёс последние слова, улыбнулся и заснул.

Старик же, не заметив этого и, привыкнув к многолетнему молчаливому одиночеству, продолжал говорить.

– …Раньше было много богов, но ведь истинная вера, как и простая еда, – это необходимость, утоление голода, а придуманные религии – всего лишь разновидности кулинарных искусств, различные национальные кухни и соусы, приправы к основной пище.

Сейчас у человечества есть Разум. Но он нуждается в помощи, ведь наш Разум составлен из жизненных импульсов множества обыкновенных людей, жителей планеты Земля. Они учатся, познают, становятся умнее – и он, вместе с ними, неизбежно умнеет. Они ведут войны – и он, с исходом каждой кровавой битвы, превращается во всё более жестокое явление. Это они, люди, в результате безмятежно счастливых столетий стали предельно эгоистичны, их личные желания сегодня зачастую неразумны и противоречивы, каждый из нас хочет добиться только своего, выжить в опасности по-своему. А ведь земной Разум вторичен, он – всего лишь сумма наших интеллектуальных и душевных усилий, ему нужна наша помощь, общечеловеческое, точно выраженное желание. Особенно сейчас, когда странные дожди губят Землю.

Треснул крупный уголь в костре, крикнула в ветвях прибрежного дерева большая птица. Шевельнулся, обеспокоенный громкими звуками, юный Эмпе, пробормотал во сне:

– И что же мне тогда делать…

Не замечая ничего случайного, старик увлечённо ответил:

– Будь гением – предложи человечеству сообща сделать Разум сильнее! Объедини людей, пусть они поймут, что только единое напряжение их сил, помыслов и устремлений поможет нашему общему Разуму! Он выручал нас всегда, сможет отвести беду и в этот раз!

– А что мне тогда ни в коем случае не нужно делать?

Ясными глазами Эмпе смотрел на старика, уже готовый вскочить и мчаться.

– Не участвуй в бесплодных делах тьмы.

Улыбаясь, юный Эмпе бодро сел у костра.

– Получается, что ты, старик, в детстве помог своему богу?

– Выходит, что помог.

– А я смогу?

– Разбужу тебя на рассвете.

– А у меня это точно получится?

– Не обещаю, но ведь перед тобой сейчас тот, у кого когда-то получилось.

Больше они не произнесли ни слова.

Только опытному старому рыболову на какое-то мгновение всё-таки показалось, что уже к середине ночи звуки дождя, продолжавшего по-прежнему стучать по прочному навесу шалаша, почему-то стали немного тише.

Её жизнь была прекрасна – десятый класс, скоро лето!

Она говорила, как пела; смеялась – как птичка.