Третье лицо - Денис Драгунский

Да, да, я тоже архитектор, я закончила с отличием, про мой проект писали в газете «Комсомольская правда», но я служу в задрипанном ВНИИПИ «Жилгражданстрой», с девяти до шести составляю сметы, скоро забуду, как в руках карандаш держать, и я хочу работать в «Моспроекте», в хорошей мастерской, и неужели вы мне не сможете помочь, вы все, такие великие и знаменитые, такие маститые и влиятельные?!

Фи, Лара, фи! Разве можно обращаться с подобными просьбами, разве можно подобные просьбы в голове держать? Все, что можно будет, мы сделаем. Сами, без твоих просьб. С течением времени.

Извините. Виновата, исправлюсь, не обращайте внимания. Хотите еще салатика? Или вот, попробуйте, свекла тертая с грецкими орехами…

* * *

Но теперь-то все? Отбой, выдох? Вольно, закури? Теперь-то зачем она здесь? Зачем она им нужна?

Ах да. Транспорт. Вероника Георгиевна собралась ехать в Бикшино к районному архитектору согласовывать новый план дома, хотя это на самом деле никому не нужно было, поскольку пристройка была уже давно согласована, а что ты там внутри дома нагородил, никого не касается. В крайнем случае, сами пришлют тетеньку из бюро технической инвентаризации, она все обмерит, начертит и даст расписаться. Но нет, Вероника Георгиевна должна была еще раз повеличаться в роли хозяйки капитально отремонтированного строения. Лариса как раз была на солярии, когда внизу, на крылечке, Вероника Георгиевна обсуждала со своим сыном детали этой поездки. Говорили, что лучше всего в четверг с утра, Лариса это хорошо запомнила. «И пожалуйста, обеспечь транспорт!» – строго сказала сыну Вероника Георгиевна.

Лариса сначала не совсем поняла, она решила, что Вероника Георгиевна собирается покупать в Бикшине рубероид для сарая, она давно грозилась, что сама займется сараем, и вот, значит, с кем-то договорилась насчет рубероида и нужен грузовик. Лариса с тоской подумала, что это опять придется делать ей: ехать на станцию, торговаться с шофером и грузчиками, но ладно уж, не впервой, и тут до нее дошло, что ни о каком рубероиде речи нет, а транспорт – это она. Транспорт, чтобы доставить Веронику Георгиевну в Бикшино и потом, разумеется, обратно. Ей на секундочку стало даже смешно: какой же она транспорт, когда Вероника Георгиевна с ней последние два месяца не здоровается?

Она перегнулась через перила солярия и громко спросила: «А транспорт – это я?» Вероника Георгиевна пожала плечами и быстро ушла в дом. «Так транспорт – это я?» – переспросила Лариса у мужа, надеясь неизвестно на что. Надеясь, что он сейчас скажет что-то. Что именно, она и сама не представляла себе, но все равно слово было за ним. Муж поднял голову, посмотрел на нее, поморщился и сказал: «Лара! Подслушивать – это так на тебя не похоже…» И ушел в дом следом за матерью.

Правда, потом он даже плакал.

Потом он силком заталкивал ее куда-нибудь между дверью и шкафом и объяснял, что так нельзя, что они столько лет вместе, что она не права, что у них, в конце концов, есть дочь, что он все понимает и теперь в доме все будет по-другому, теперь она, его жена, будет хозяйкой в этом доме, и переходил на жаркий шепот, вспоминая прежние годы, и все слова и клятвы, и уверения в счастье, и как им было хорошо, и становился перед ней на колени, и обнимал, и целовал, и она даже не особенно вырывалась – ей было все равно. Она как будто со стороны удивлялась, до какого бесчувствия можно дойти: муж, любимый и единственный, валяется в ногах и умоляет не уходить, а ей все равно. Как будто она смотрит какой-то старый скучный фильм с натужными страстями, и одно желание – поскорей бы конец, поскорей бы на воздух…

* * *

Поскорей бы домой. А то она сама, как в кино, стоит и смотрит на поселок, прощается с прошлым. Смешно, в самом деле. Хватит. Тем более уже совсем стемнело.

Она села в машину, поехала вниз. Там, почти около самой станции, была большая пыльная клумба, ее надо было объехать справа налево, и дальше шла прямая дорога на Москву. Огибая клумбу, Лариса включила дальний свет и в луче фар увидела своего бывшего мужа. Он шел, как всегда, медленно, чуть-чуть расслабленно, как будто заплетая ногами. В руке у него раскачивался толстый портфель. Лариса много лет отучала его размахивать портфелем на ходу.

Он не узнал ее – просто шагнул в сторону, пропуская машину.

В заднее зеркальце Лариса мельком увидела, как он медленно зашагал в гору. Наверное, минут через сорок, когда она будет уже на полпути к Москве, он дойдет до своей калитки, войдет на участок, прикрикнет на соседскую собаку, подойдет к крыльцу и долго будет искать на связке нужный ключ, щурясь в темноте, ловя отсвет уличного фонаря. Чтоб замок легче отпирался, надо прижать дверь коленом, и тогда она скажет: «Дай портфель подержу», – и он отопрет дверь, и они войдут в дом, не зажигая света, и скажут друг другу «с приездом, привет!», и поцелуются. А позже, после ужина, будут сидеть в темной гостиной, одни в огромном доме, сидеть и смотреть, как гаснут головешки в камине, и она будет сидеть в глубоком кресле с тяжелыми шершавыми валиками, а он, длинноногий и долговязый, – на ковре у ее ног. И он тихо прикоснется ладонью к ее коленке, и она бесшумно сбросит тапочки и погладит своими ступнями его бедра, а потом соскользнет с кресла к нему на ковер, и будет долгая сказочная любовь, но этого не будет, не будет, не будет больше никогда, и слава богу!

«Потому что все это – кино, и слишком дорого пришлось платить за билет!» – яростно думала Лариса, гоня машину по черному шоссе. Дешевое кино, обман, приманка для бедных начитанных девочек, которые только в кино видели холл с лестницей на второй этаж и жизнь за это отдать готовы. Жизнь готовы прожить среди надутых злобных вдов и никчемных бездарных сирот!

* * *

Встречный автобус ослепил Ларису, она резко взяла вправо, чудом проскочила мимо стоявшего без огней грузовика, перевела дыхание и дальше ехала уже тише, ни о чем особенном не думая. Так, мелочи: Катькина музыкальная школа, заклеить колесо, завтра пораньше встать, чтоб успеть на бензоколонку, потому что там очень неудобная утренняя пересменка, то ли с полвосьмого до полдевятого, то ли как-то по-другому, никак не получается запомнить точно…

Но, подъезжая к Москве, видя ее далекое нежное зарево над горизонтом, Лариса печально поняла, что наше прекрасное время тоже пройдет, пройдет наше веселое, чистое и смелое время и останутся от него только вдовы и сироты.

Да, одни только вдовы и сироты.

Гнильца, мелкота, дешевый эгоизм и «Дама с собачкой»

заключительное слово автора в защиту своих героев

Вдруг мне стало обидно за персонажей своих рассказов. Потому что читатели иногда говорят: «Какие-то они у вас с гнильцой». Да неужели, почему? – спрашиваю. «Какие-то дешевые мелкие эгоисты».

Ну ладно. Я-то чего? Я ничего!

Но вот возьмем такой классический и очень лирический рассказ великого писателя Чехова «Дама с собачкой».

Нетрудно увидеть (если, конечно, смотреть на этот гениальный рассказ трезво и спокойно), что герои его – люди очень так себе. С большой гнильцой, как говорят нынешние моралисты.