Афанасий Никитин. Время сильных людей - Кирилл Кириллов
Шрифт:
Интервал:
В порядке содержались только статуи обезьяньего бога. Явно древние, но тщательно очищенные от растительности и мха, вымытые щетками и отполированные, они словно подчеркивали картину всеобщего архитектурного запустения. Каменный Хануман был вытесан из гранита и песчаника. Изображен в доспехах и исподнем. Пригнувшийся, он закрывал голову огромной палкой. А то — распростертый, будто в полете, с раскинутыми в стороны руками и обвивающий себя хвостом. Веселый и грустный. Большой и маленький. Хануман. Хануман. Хануман…
Под взорами каменных изваяний процессия миновала главную, судя по размерам, городскую площадь и остановилась на другой, чуть поменьше. Большинство людей в балахонах как-то незаметно исчезли. Те, кто тащил телегу Афанасия, выпряглись из упряжи и, опустив оглобли на землю, тоже пропали. Пол наклонился, купца бросило вперед. Руки вывернулись в суставах. Он заскрипел зубами. Надо ж так, кроме казни крестной еще и дыба.[65]
Впрочем, на этом его мучения закончились. Другие люди, повыше и покрепче тех, кто тащил его в город, окружили телегу. Взялись за оглобли могучими волосатыми руками и повезли, оставив другие клетки на месте. Афанасий медленно проплыл мимо огороженных тростниковыми изгородями участков вытоптанной земли, на которых голые детишки, соблюдая некое подобие строя, прыгали и махали руками и ногами, явно подражая обезьяньим движениям. Возраста они были разного, а роста и силы — примерно одинаковой. Некоторые из них были обычные на вид, иные до глаз заросли бурой шерстью. Надзирал за ними взрослый мускулистый мужчина с оттопыренными ушами. В руках он держал длинный шест, которым то и дело бил мальчиков по рукам и ногам, добиваясь правильной стойки.
Затем Афанасий увидел большой навес, под которым стояло около дюжины разнокалиберных пушек. Тут же лежали пороховые заряды, каменные ядра и мешочки с картечью. Вокруг пушек суетились люди в балахонах, сбивая окалину и подправляя лафеты. Чистили щетками стволы.
Дальше почитай на полверсты тянулись крытые склады корзин и тюков. Дородный обезьянец важно вышагивал меж рядов, отдавая распоряжения двум писарям. Те что-то строчили заточенными палочками, поминутно заглядывая друг другу в свитки.
Дальше был скотный двор. В загонах блеяли овцы, кудахтали куры. Несколько коров без привязи паслись на небольшой поляне. Видимо, и тут их считали священными.
За двором начинались фруктовые сады. Густо увешанные неизвестными плодами ветки клонились до самой земли. Навстречу им тянулись снизу кусты с неведомыми ягодами, а еще ниже расположились грядки с разнообразными овощами. Похоже, сады не только обеспечивали местных жителей едой, но и отделяли хозяйственную часть от загородного дворца местного правителя.
Дворец стоял на островке посреди небольшого озера. С берега к главным воротам можно было добраться по горбатому мосту, который охраняли с обоих концов дюжие стражники с длинными копьями. Каменные стены, в иных местах грубо залатанные обмазанными глиной досками, вырастали почти из самой воды. На узкой полоске суши толком не смогли б развернуться и два человека, не говоря уж о том, чтоб подтащить и установить штурмовую лестницу. Древние мастера явно знали толк в строительстве крепостей.
На караульных башенках, далеко вынесенных над скосом стен, тоже маячили стражники с копьями. А может, и с луками, купцу из клетки было не разглядеть, а судя по курящемуся над стенами дымку жаровен для запала фитилей, похоже, и с ручными пушками. Сказывал Мехмет, что уже придумали и такие.
Возницы втащили телегу на мост. Закряхтели, стараясь удержаться босыми пятками на гладких камнях, когда она покатилась под гору, и относительно мягко притормозили около ворот.
Вблизи оказалось, что ворота не деревянные, как виделось с моста, а медные, с выпуклым рисунком. Только не чищены давно и оттого сплошь покрыты зеленым налетом.
Скрипнув несмазанными петлями, створки распахнулись. Телегу с пленником вкатили в чистый, будто вылизанный, двор. Старые камни были тусклые, словно присыпанные пылью, а новые сверкали свежеотесанными боками. Подвезли к широкому белокаменному крыльцу, которое стерегли две статуи со стершимися лицами и обломанными пальцами на вытянутых кверху руках. Сам дворец было из клетки не обозреть как следует, но особого впечатления он не производил — что-то вроде загородного дома правителя средней руки.
Парадные двери отворились. На верхнюю площадку крыльца вывалилась толпа вельмож в ярких одеждах. Они будто специально вырядились как павлины, чтоб отличаться от основной массы народа, прикрывающего срам серыми рубищами или бурой шерстью.
Среди вельмож выделялась одна темная фигура, державшаяся наособицу. Фигура эта легко сбежала вниз по ступенькам, приблизилась. Афанасий разглядел поджарого мужчину с копной иссиня-черных волос за плечами. Бородка клинышком, тщательно ухоженная и намазанная благоухающим маслом. В левом ухе — массивная золотая серьга с крупным самоцветным камнем. Кожаный кафтан до колен, совсем не по погоде. Голые волосатые ноги обуты в блестящие сапожки, кожаные же. На широкой перевязи через плечо болтался тонкий меч.
Мужчина подошел к клетке. Заглянул. Отошел. Удовлетворенно кивнул и заливисто рассмеялся.
Сначала Афанасию показалось, что от боли и ушибов в голове у него помутилось. Он пару раз моргнул, стараясь прогнать морок. Но мужчина не уходил, так и стоял на крыльце, хитро посматривая на него озорными черными глазами.
— Мигель! — взревел купец.
— А я и не сомневался, что это ты, — просто ответил португалец, будто бы и не грабил попутчика. Будто и не сбегал, а просто отошел на минутку и вернулся. — Мне как только доложили, что у лагеря поймали какого-то белокожего, высокого ростом, я так сразу и понял: это ж друг мой Афанасий, сын Микитин.
— Не друг ты мне, гнида. — Купец сплюнул сквозь прутья, стараясь попасть на черный камзол.
— Тебе ж хуже, — пожал плечами Мигель, легко увернувшись от плевка. И, обернувшись к слугам, что-то крикнул на непонятном Афанасию языке.
Те снова взялись за оглобли и потащили клетку в обход здания дворца. Крыльцо с португальцем, отдающим какие-то распоряжения другим обезьянцам, пропало из виду.
«Ничего себе, — думал Афанасий, постанывая от боли в напряженной грудной клетке. — Меньше года прошло, а он тут уже распоряжается, как князь. А ведь чужеземец. Неудивительно было бы, если б его казнили за смуту и попытку власть в свои руки заграбастать». Вот Афанасия точно бы казнили. Но сначала запытали бы до полусмерти. Огнем бы пожгли, ноздри вырвали клещами, загнали бы под ногти острые щепки и намотали кишки на специальную машинку, а уж потом… Да на городской площади. Да с примерной жестокостью. Чтоб другим неповадно было. А этот, вишь, шпынь португальский…
Черт, а ведь его-то скорее всего и впрямь запытают. Даже если местный князек благосклонно отнесется к чужеземцу, то уж Мигель наверняка сделает так, чтоб покрыть следы своего преступления и навеки заткнуть Афанасию рот. Пусть преступление и не велико — попутчика в дороге обокрал, но лучше, чтоб уж концы в воду.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!