Дожить до вчера. Рейд "попаданцев" - Артем Рыбаков

— К сожалению, данные из фронтовых частей пока крайне неточны, — вздохнул начштаба. — Проводные линии связи повреждены, их сейчас восстанавливают. Имеются также повреждения радиостанций. В частности, недоступны отделы связи 161-й и 87-й пехотных дивизий. Связь с ними мы поддерживаем через узел 7-й танковой. После недавнего нападения красных они хоть и потеряли примерно половину наличных средств связи, но пару радиостанций дальнего действия сохранить удалось.

— А полковые станции? — поморщившись, спросил командующий.

— Нас они, возможно, и принимают, но для передачи мощности явно не хватает. Как-никак двести семьдесят километров по прямой. Есть связь со штабом 8-го корпуса, и они ретранслируют нам сообщения из Духовщины, но эта схема приводит ко вполне объяснимым задержкам, — ответил начальник связи группы армий.

— Господин фельдмаршал, — поднял руку пожилой оберст, — а что мы будем делать с отрядом у озера Палик? Если они в качестве развития новой тактики русских, о которой вы только что сказали, решат атаковать уже наш штаб, могут возникнуть серьезнейшие проблемы с управлением войсками. Впрочем, как и со снабжением.

Клюге побарабанил по столу пальцами левой руки, качнул указку в правой.

— Что сообщает авиаразведка? — вперив взгляд водянистых, чуть навыкате глаз в полковника, спросил он.

— Облеты проводились раз в два часа, господин фельдмаршал. Крупных масс противника замечено не было.

— А мелкие, стало быть, были?

— Так точно, господин фельдмаршал! Замечены отдельные группы военнослужащих противника численностью до роты!

— Вот и отправьте туда полицейских. На фронт мы этих дармоедов все одно послать не можем, так пусть хотя бы разведку проведут.

— А что в таком случае мне делать с заявкой контрразведки и службы безопасности на четыре пехотных батальона для поиска русской разведгруппы западнее Могилева? — Генерал Шенкендорф, отвечавший за охрану тыла группы армий, был одним из самых старых среди всех присутствующих, отчего мог позволить себе некоторую вольность в общении с Клюге.

— Вы можете выполнить эту заявку, не отвлекая маршевые и боевые части, Макс?

— Вполне. Но это займет на пару дней больше времени.

— Значит, так и поступим! Что у вас? — фельдмаршал повернулся к застывшему в трех шагах от него обер-лейтенанту с ленточкой Железного креста второго класса. «Из первых, за Польшу, наверное, получил», — отметил про себя Клюге, обратив внимание на нестандартную желто-черную расцветку — в свое время производители ошиблись с рецептурой краски, и ленты очень быстро выцветали. Но многие отказывались менять старые ленточки на новые.

— Расшифровка донесения из Духовщины, господин генерал-фельдмаршал! — Офицер сделал два четких шага и протянул документ командующему.

Пока Клюге читал сообщение, все замерли в томительном молчании: логические построения и прикидки — это, безусловно, хорошо, но каждый из офицеров знал, как легко они рассыпаются при столкновении с ежесекундно меняющейся действительностью войны.

— На стыке 5-й и 8-й пехотных дивизий противник вклинился в нашу оборону на глубину до пяти километров. — Лист с шифровкой упал на карту, а указка, снова очутившаяся в руке «Умного Ханса», провела прямую линию от фронта почти до Духовщины. — Танкисты из 7-й дивизии сообщают, что пока накапливают силы для совместного с 14-й мотопехотной контрудара и последующего окружения прорвавшейся… Хотя… какой, к черту, накапливают?! — Генерал-фельдмаршал снова схватил листок с шифровкой. — Грейфенберг! Каково на настоящий момент состояние этих дивизий?

— Согласно последнему отчету, полученному нами два дня назад, в 7-й дивизии боеготовы тридцать две «двойки», пятьдесят пять «панцер тридцать восемь» и десять «панцер три», — опытному штабисту не нужно было даже заглядывать в бумаги. — В ближайшую пару дней ремонтные подразделения способны вернуть в строй еще около десяти машин.

— Великолепно, — желчно пробормотал Клюге. — А какое количество можно уже списать из-за этого обстрела? А сколько «ремонтопригодных» русские захватили, прорвавшись на пять километров? И сколько еще захватят, когда пройдут следующие пять? Мне кажется, господа, что строить гипотезы лучше, имея достоверную информацию. Соедините меня со Штраусом и Готом! После — с Гудерианом и Майхсом! Фон Тресков! — командующий повернулся к начальнику оперативного отдела. — Через полчаса жду от вас доклада о возможности использования железных дорог и трофейного подвижного состава для переброски подкреплений на угрожаемый участок! Вы, Ханс, — настал черед начальника штаба, — максимально быстро предоставьте мне данные обо всех наличных резервах! Включая трофейную материальную часть… На настоящий момент это все! — И генерал-фельдмаршал направился к столу, где размещались связисты.

Взгляд со стороны. Тотен

Деревня Загатье Кличевского района Могилевской области, БССР.

23 августа 1941 года. 9:03.

Утренний кофе я, подобно настоящему штабному, потребляю с доставкой в кабинет. Нет, не по причине «обуревания в корягу», а просто командир подкинул столько «непыльной работенки», что оторваться нет никакой возможности. Нормально читать готичный до невозможности шрифт, который немцы используют в каждом втором документе, умею только я. Вот и читаю. Вслух, попивая кофеек, а Зельц записывает. Несмотря на необходимость дальнейшей редактуры, так все равно быстрее выходит. Пробовали, впрочем, усадить Лешку за пишущую машинку, но не сложилось — обезьяна быстрее печатает.

Бросив тоскливый взгляд в окно, допил кофе, и присел рядом со стажером.

— «Ведомость вещевого довольствия 14-й роты, 34-го рабочего батальона!» — с чувством прочитал я шапку очередной бумажки.

— Это что за полк такой? — негромко спросил Зельц, выводя аккуратные, просто-таки девчачьи буковки.

— Ща узнаем! — Для прояснения ситуации пришлось немного напрячься, точнее — отвернувшись, открыть в наладоннике «секретный архив» и быстренько сопоставить имеющиеся обрывки данных с документом. В такие моменты я искренне мечтал о нормальном ноуте. В «пидиашке», что ни говори, функционал явно не тот. — Это РАД,[73]а не полк, — заявил я ему после примерно пятиминутных поисков.

Больше половины документов из портфеля, стыренного во время бомбежки у моста, относилось не к вермахту, а как раз к этой службе. Видимо, мы «обнесли» одного из офицеров Имперской службы труда. Хотя, насколько я помню, номера на машине были армейские. Но еще в родном МИИТе[74]повезло мне пообщаться с одним преподавателем на военной кафедре, который, почуяв мой искренний интерес ко всему немецкому, много чего порассказал об этом народе в целом и германских железных дорогах в частности. Было дедушке сто лет в обед, так что он даже успел поучаствовать в послевоенном восстановлении как на нашей территории, так и на землях бывшего Третьего рейха. Даже в Саксонии, где прошло мое детство, он ухитрился отметиться. И одна из фраз Андрея Станиславовича сейчас как раз и всплыла в памяти: «Видишь ли, — сказал он мне, — аналогов что РАДу, что Организации Тодта у нас просто подобрать нельзя. Оружие носили, но не военные, по подряду работали — но не гражданские. Представь — только за июль месяц сорок первого сотрудники этих контор сообщили о более чем двух сотнях боев с нашими окруженцами! А ведь они в атаку не ходили, а всего лишь нашу „железку“ на европейскую колею перешивали».