Такой, какой я есть - Андрей Владимирович Важенин

— Так можно ли тогда вообще говорить о том, что рака можно избежать, что его можно предотвратить?

— Вы знаете, о первичной профилактике рака действительно очень сложно говорить. Тем более, до сих пор нет полной и окончательной ясности, что же все-таки лежит в основе данного заболевания. Вирусная теория Зильбера имеет место быть, теория канцерогенов — химических, физических, гормональных — тоже совершенно правомерна… И нужно учитывать еще, что интервал между биологическим появлением опухоли и ее клинической манифестацией (манифестация болезни (лат. manifestatio обнаружение, проявление) — развитие выраженных клинических проявлений болезни после ее бессимптомного или стертого течения. — Прим. ред.) — 8-10-12 лет. И линейной связи не существует. Мы знаем, что курение — да, влияет, автомобильные выхлопы — да, отвратительная вода — да, канцерогены в пище — да, элементы наследственности — все это есть. Но, допустим, сегодня поступает к нам больной, страдающий раком легкого. И я не могу сказать, что это заболевание развилось от того, что в таком-то году на таком-то перекрестке этот больной покурил в то время, как рядом стоял КамАЗ с неисправным фильтром в выхлопной системе. Рак — это ведь не венерическое заболевание, не кишечная инфекция, где легко можно установить «причинно-следственные связи». Так что тут сложно сказать, чего опасаться конкретному человеку. Где ему в этом смысле «соломки подстелить».

— То есть первичная профилактика невозможна в принципе?

— Возможна, но только в теории. Ведь это нужно что? Как сейчас любят говорить, поменять образ жизни. А это значит — среду в которой живет человек, работу, привычки, питание, наследственность. Так что вопрос первичной профилактики — не медицинский, а скорее политический, экологический. Мы ведь сегодня живем в мире, напичканном канцерогенами. Ну и как отдельно взятый человек это сможет изменить? А вот вторичная профилактика — ранняя диагностика — вполне реальна, более того, это в зоне ответственности каждого конкретного человека. Выявление заболевания в ранней стадии сегодня очень эффективно, поскольку значительно повышает шансы на излечение. Но раннаяя диагностика — не задача онколога. Один из парадоксов опухоли в том, что она не имеет своей клиники. По сути это ведь та же самая ткань человека, генетически родная ткань — но с включенным механизмом онкогена. Так что она практически не отличается от здоровых тканей организма. Опухоль начинает давать клинику тогда, когда или начинает разрушаться, появляются кровотечения, воспаления, нагноения, или когда закрывает просвет полого органа, например, кишечника, или сдавливает какие-то нервные стволы, вызывая сильные боли. И вот только тогда, как правило, пациент обращается к врачу первого контакта — гинекологу, проктологу, терапевту, дерматологу и так далее. И тут многое уже будет зависеть от подготовки этого специалиста — какие он выводы сделает, куда направит. Направит к онкологу — на такой стадии заболевания для пациента это будет путевка в жизнь. Опять же, если сам больной пойдет к онкологу сразу же. Сейчас ведь часто бывает, что сначала сделают крюк — обойдут гадалок-знахарей-экстрасенсов и прочих магов. Только потом появляются у нас — уже с потерей времени, денег, нервов. И вот тогда начинается уже лечение. Но пока пациент лежит дома на диване, ищет чудо-рецепты в Интернете или ходит по «бабкам», мы ничего сделать не можем.

— Вы сказали, что может пройти 8-12 лет между появлением рака и его клинической манифестациией. Может быть, если исключить из своей жизни разные провоцирующие факторы — канцерогены, стрессы — опухоль не «активизируется»?

— Давайте говорить серьезно: обратного развития быть не может. Да, какое-то время иммунитет будет сдерживать развитие раковых клеток, но избавиться от них организм не в состоянии. Другими словами, само по себе не рассосется, не верьте, если вам обещают такие «чудеса». Поэтому, повторю, чем раньше пациент доберется до врача, тем больше шансов на излечение.

— Андрей Владимирович, вы ведь сами говорите, что не всегда врач первого контакта достаточно компетентен, и нередки случаи, когда участковые терапевты буквально отмахиваются от «беспокойных» пациентов. Так что же делать?

— Побольше личной отвественности проявлять. Вот сегодня к нам часто попадают больные с раком ротовой полости третей, четвертой стадии… Ну, если у человека во рту какой-то «непорядок», какие-то нетипичные появляются образования, а стоматолог не обращает на это внимания, значит, человеку надо идти к другому специалисту, третьему, искать того, кто обратит внимание и направит куда следует. Не смиряться, а настаивать, добиваться.

— А что порекомендуете тем, для кого страшный диагноз прозвучал?

— Во-первых, не суетиться. Понятно, что человек, узнав такую «новость», испытывает шок, начинает паниковать, метаться, куда-то ездить, советоваться непонятно с кем. Имейте в виду, счет тут идет не на минуты, часы или дни — онкология достаточно медленно развивающийся процесс. Тут есть время для взвешенного установления диагноза, взвешенного выбора лечения. Повторю, не должно быть тут суеты. Самое разумное — это довериться специалистам и следовать их рекомендациям.

Федеральная программа «ОНКОЛОГИЯ» в Челябинске

«Южно-Уральская панорама», 2010 год

Важенин Андрей Владимирович.

— Андрей Владимирович, хочется от всей души поздравить вас с таким знаменательным для всего Уральского региона событием — открытием 28 декабря 2009 года Центра позитронно-эмисионной томографии! Все с нетерпением ждали этого дня. Но сегодня очевидно, что он возник не на «пустом месте», какая научно-техническая база для внедрения подобных новшеств имелась в онкологическом диспансере?

Действительно, программа по созданию ПЭТ-центра и появлению у Челябинского онкологического диспансера статуса окружного — лишь большой, яркий, но эпизод во всей деятельности нашего учреждения на протяжении шести десятков лет. Серьезная работа начала вестись не с прошлого года, а уже давно. Преамбулой создания Центра позитронно-эмисионной томографии является ведение реальной, серьезной работы в направлении диагностики и лечения онкологических больных.

Следует подчеркнуть, что Челябинский онкологический диспансер на протяжении всего своего существования являлся одним из ведущим онкологических учреждений России. Однако отправной точкой, давшей начало иному витку развития ООКД, следует считать 2000 год. Именно в этот период был сдан новый современный 7-этажный корпус, открыты новые отделения — онкоурология, онкоофтальмология, существенно (в среднем на 15 %) увеличена мощность существующих отделений. Даже если говорить о полученном в 2009 году современном оборудовании (хотя здесь уместнее говорить не об оборудовании, а о технологиях!), то следует отметить, что оно не является для наших специалистов абсолютным новшеством. Наши доктора успешно работали на подобной аппаратуре до ее обновления на более совершенную, с наличием современных функций. В начале 1990-х годов наш диспансер, один из немногих в стране, получил радиационные установки «Микроселектрон» и «Селектрон» («Нуклетрон», Голландия), на которых