Поцелованный богом - Лариса Соболева

Петр Евсеевич находился в рабочем кабинете, у него было совещание, как вдруг раздался звонок, он поднял трубку, раздался голос дочери:

– Папа, я умираю. Папочка, спаси меня...

Паника с отчаянием, ужас с мольбой, звучавшие в ее голосе – не были притворством. Сердце отца дрогнуло, почуяв беду, он вылетел из кабинета, ничего не объяснив собравшимся. Примчался домой, а там море крови, Марксина лежала без сознания. Уже потом Петр Евсеевич казнился, что не сообразил вызвать «Скорую» еще в кабинете, если б он это сделал, то дочь выжила бы.

После похорон, изрядно выпив и оставшись с сыновьями наедине, в Петре Евсеевиче, в котором проснулась жажда крови, как в былое время, заявил:

– Ведьма убила мою дочь, она не должна жить. Я уничтожу ее, уничтожу вместе с выводком. Иначе мне покоя не будет. Поехали. Марлен, сядешь за руль.

Захватив револьвер и пистолет, бережно хранимые отцом со времен Гражданской войны, они сели в машину. Прибыли на хутор в десять вечера, когда люди спали, ведь вставали засветло, поэтому и ложились с курами. Автомобиль бросили на дороге, где она сворачивала на хутор, дальше пошли пешком.

У Яуровых спать еще не ложились, Катя беседовала с Леоном на ту же тему и, в общем-то, добилась успеха, кое-что рассказав из своего прошлого.

– Не надо, сынок, идти наперекор родителям, Петро тоже против вашей женитьбы, стало быть, ничего из этого не получится...

В дверь постучали, Катя позвала Риту и попросила пойти узнать, кто пришел так поздно. Поскольку чужие в это время не могли заявиться, Рита открыла дверь и не успела даже крикнуть, как ей зажали рот и потащили в комнату.

Катя поднялась, увидев ворвавшихся вооруженных Петро и его сыновей. По выражению звериного торжества на их лицах она поняла: им пришел конец. Тем временем Риту отшвырнули, она упала, но ни матери, ни Леону подойти к ней Петро не дал, угрожая револьвером:

– Стоять! Ну что, ведьма проклятая, не ждала? Где Назар?

– Его нет.

– А старший сын где?

– Захар не живет с нами, он далеко работает...

– Марлен, проверь в комнатах.

Двадцатилетний юноша стал обходить комнаты, а отец цедил сквозь зубы:

– Брата моего извела, гадюка подколодная, теперь дочь... Не успел я тебя тогда пристрелить, но нынче мне никто не помешает.

– Никого нигде нет, – сообщил Марлен.

Петро начал подступать к Кате, ощущая в себе сатанинскую злобу.

– Передушим и, как котят, обойдемся без шума...

Маргарита Назаровна и в ванной полежала, и под душем ополоснулась, и феном волосы высушила – Лорик ей помогла.

– Ой, Маргарита Назаровна, какие у вас волосы, – восторгалась подруга внучки. – Вы все же старенькая, а волос так много... завидки берут.

– Это у меня от матери, у нее была дивная копна волнистых волос... А где Майя? – вспомнила старушка о внучке.

– Майя? – смутилась Лорик. У нее имелось одно удивительное и редкое качество: лгать она не умела. Или ленилась. – Она вышла на минуточку.

Маргарита Назаровна так и села на пуфик у туалетного столика:

– Майка ушла?! Она что, дура?

– Что вы, – захлопала длинными ресницами Лорик. – Она очень умная. Да не волнуйтесь, она сейчас вернется.

– Надеюсь, – проговорила Маргарита Назаровна рассеянно. – Нет, я такой глупости от нее не ожидала.

Скамью заняла парочка влюбленных, которые в перерывах между поцелуями пили пиво и уходить не собирались. Их не шуганешь – молодежь нынче в бутылку любит лезть, тем более подвыпившая, им достаточно банки пива, чтоб вся дрянь изнутри выплеснулась. Сергей, долго не думая, уселся рядом, издал несколько рвотных звуков – и место освободилось. Закинув ногу на ногу и скрестив на груди руки, он ждал, поглядывая на часы.

Черная тачка с тонированными стеклами остановилась рядом с киоском, из нее вышел солидный мужчина с жирной печатью «ба-альшой босс» и направил суровый взгляд на скамейки. «Это ПСС», – подумал Сергей, выпрямляясь. Мужчина подошел к скамейке, остановился.

– Савелий Семенович? – уточнил Сергей.

– Он самый.

– Тогда садитесь, – небрежным жестом пригласил Сергей. ПСС сел на край лавки вполоборота к нему, в его глазах сквозило презрение и, Сергей счел это плохим знаком. – Предупреждаю: если вы попытаетесь меня упаковать, здесь мои ребята, мы в обиду себя не дадим.

– Я слушаю, – надменно произнес ПСС.

– Представляться не буду, мое имя вам ничего не даст. Речь пойдет о материалах Глеба Спасского...

– Они с вами? – Легкая усмешка скользнула по губам Пархоменко.

– Нет. – Сергей тоже ему улыбнулся. Начало было многообещающим: из одних улыбок. – Если б архив был у меня, я бы, Савелий Семенович, не ограничился названной суммой. Да меня, признаться, не колышит сам архив.

– За что же я должен вам платить?

– Кстати, деньги с вами?

– В машине, – с вызовом сказал ПСС, мол, тебе мои кровные не отнять, в тачке их стерегут верные псы.

– Тогда слушайте. ФСБ вами заинтересовалась.

– Да что вы! – не испугался тот. – Моя персона привлекла службы безопасности? Я, простите, не резидент...

– Извините, что перебиваю, но есть еще службы внутренней безопасности, чем я и занимаюсь. Итак, я говорю, вы не перебивайте, а думайте, откуда мне все известно. Вам скоро предъявят обвинение в организации преступной группировки, которая занимается мошенничеством с квартирами. Вы, пользуясь авторитетом фонда, отнимаете квартиры у граждан...

– Это бездоказательно.

– Бездоказательно, когда это единичный случай, а когда дело поставлено на поток, как у вас, доказать можно. Пусть не все эпизоды, но их хватит, чтобы вам пришлось питаться бурдой за колючей проволокой долгие-долгие годы. Однако – мошенничество это полбеды, а вот заставлять людей под пытками подписывать документы, а потом убивать их – это уже уголовщина. Деньги вы отправляете за границу через банно-прачечный комбинат, точнее, через фирмы-однодневки, а оттуда они возвращаются к вам чистыми, как после стирки. Далее, несговорчивых бизнесменов ваша же группа грохает прямо на улицах города средь бела дня. Последний ваш клиент на отстрел – Гутник Ипполит Матвеевич, но пока он жив и прячется в надежном месте. Спасский...

– Довольно.

ПСС переменился в лице, стал сереньким, как церковная мышь. Губы его свело от гнева, глаза потухли, в них появилась жестокость.

– На меня не злитесь, я ни при чем. Это была бесплатная информация и далеко не вся, я мог бы рассказать, как вы вербуете инвалидов войны и для чего, но, думаю, трепа достаточно. А теперь настал черед сведений, которые я продаю. Хотите знать, кто будет главный свидетель против вас? Соответственно, он же вас и сдает.