С Лубянки на фронт - Анатолий Терещенко

Несмотря на хрущевско-горбачевско-ельцинское безвременье и попытки опорочить дела отечественных военных контрразведчиков — сначала сотрудников Управления особых отделов НКВД СССР, а после — Главного управления контрразведки Смерш НКО СССР, новое время и сама история не дали столкнуть в Лету славные дела воинов невидимого фронта.

Созданный 19 апреля 1943 года, когда заметно вырос уровень оперативной и диверсионной подготовки немецкой агентуры, а ее заброска в тылы Красной армии приняла массовый характер, легендарный Смерш просуществовал сравнительно недолго — до 1946 года — всего три года, однако по праву он считается лучшей военной контрразведкой в мире. Обращаясь к библейской цитате: «Да воздастся каждому по делам его…», можно сказать, что сегодня мы воздаем почести по делам наших старших коллег. А ведь они были, есть и будут лежать на скрижалях памяти в нашей отечественной истории!!!

Именно эти герои невидимой по тяжести войны обезвредили более 30 тысяч агентов немецкой разведки, около 3,5 тысячи агентов-диверсантов и свыше 6 тысяч террористов.

Это они забросили в тыл противника в интересах Красной армии свыше 3 тысяч агентов.

В интересах Ставки Верховного Главнокомандования, Генерального штаба и командования фронтов военными контрразведчиками в годы войны проводились так называемые «войны в эфире» — радиоигры с разведкой противника. Если быть точным — их было проведено 183.

Только высокие профессионалы могут оценить, с каким титаническим трудом, с какой фантазией, с какой степенью конспирации выстраивались победы в этих оперативных играх с достаточно подготовленным противником. И надо прямо сказать — особисты и смершевцы перехитрили спецслужбы противника!

Не поэтому ли в годы Великой Отечественной войны легендарный Смерш завоевал право считаться лучшей, самой заслуженной и эффективной контрразведкой в истории военных контрразведок мира, разгромив спецслужбы Третьего рейха.

И сегодня ветераны департамента — военные контрразведчики ФСБ РФ — ходатайствуют перед верховными властями о присвоении А.Н. Михееву звания Героя России посмертно. Они считают, он заслужил этой высокой награды!

С другой стороны, он и ему подобные, особенно участники первых горячих месяцев сорок первого года, мужественно сражавшиеся с вероломно ворвавшимся на нашу землю врагом, павшие и оставшиеся в живых, все они в прямом смысле ГЕРОИ!

Обидно, что среди 35 захоронений на Аллее славы погибших в боях с немецко-фашистскими захватчиками за освобождение Украины советских воинов у обелиска Вечной Славы и Могилы Неизвестного Солдата в Киеве нет плиты с именем Анатолия Николаевича Михеева. А она должна быть и обязательно будет — историю переписать никому не дано. Придет время, и очистится Украина от майдановской скверны.

А предать прошлое не дадут те немногие, кто еще жив и оставил свои воспоминания о тех страшных годах военного лихолетья.

Передача исторической памяти через свидетельства о героическом прошлом наших предков — их славные победы и бесславные поражения — всегда почитаема была в России: победы и беды учат! Конечно, лучше учиться на чужих ошибках, но и свои не забывать. Как сказал поэт:

Чтобы ничего не выдумывать об оставшихся в живых героях военной контрразведки Юго-Западного фронта, сошлюсь на слова моего коллеги Юрия Смирнова из небольшой главки «Спустя много лет…» его хорошо известной книги о тех огненных днях.

«… Из Сенчи в Лучки на машине минут десять езды.

Но трое приехавших сюда на новеньком зеленом вездеходе оставили машину, решив пройтись пешком по дороге, на которую не ступали более тридцати лет. Полковники в отставке Плетнев, Стышко и Грачев с волнением шли по местам былых боев.

Сенча разрослась, целохонький мост сереет через Сулу. А вот млына не стало.

Плетнев задумчиво стоял у края распаханного поля, смотрел в противоположную от села сторону.

Грачев пошутил:

— Опасался я, Дмитрий Дмитриевич, как бы ты опять здесь в атаку не бросился.

— Ребят вспомнил… Вон от того края леса шли танки. Тут погибали наши побратимы…

— А я Михеева вижу как сейчас, — с болью вспомнил Василий Макарович Стышко. — Стою и думаю: встать бы сейчас всем погибшим. О чем бы они спросили нас прежде всего?

Грачев ответил:

— Думаю, не спросили бы, а сказали прежде всего: видим, победили, и жить вам чертовски хорошо, спасибо, что не забыли нас, пришли навестить.

— Никто из них не забыт, — подтвердил Плетнев. — На днях письмо получил от Михаила Пригоды, я рассказывал ему, что собираемся на места боев, так вот Михаил Степанович просил поклониться землице родной и павшим. — Дмитрий Дмитриевич низко поклонился.

— Он в Донецке, генерал-лейтенант Пригода? — уточнил Грачев.

— Да, недавно в отставку ушел. Вторым орденом Трудового Красного Знамени его наградили.

Василия Макаровича восхитила новость, он припомнил:

— У него и боевых, кажется, четыре Красного Знамени.

— Пять, — уточнил Дмитрий Дмитриевич. — Бесстрашный мужик. Я видел его в бою. Между прочим, когда я приехал к нему первый раз подо Львов, вижу, как-то настороженно приглядывался он ко мне: мол, как-то поведешь себя, товарищ, под пулями…

— Нашел к кому приглядываться, — польстил Плетневу Грачев.

— Он же не знал меня. А потом ободрил: «Ты ничего, без оглядки на передовой. Молодец».

— Здоровый, всех нас переслужил, — вставил Стышко.

— Ему где-то уже под семьдесят, — прикинул Грачев. — Столько же и Михееву сейчас было бы.

— Рано ушел, — горестно вздохнул Дмитрий Дмитриевич и пошел по тропе, говоря: — Полгода всего служил под его началом в Киеве, два месяца воевал, а до старости не забыл своего комиссара.

Встретили пожилого дядьку, разговорились.

— Как не помнить тот сентябрь, — оживился старик. — Начальником почты я состоял. К нам в сени занесло снаряд.

Стены в щепки, ведра на воздух. Наши все на мост рвались через реку.

За Сенчей вдоль берега густо разрослись деревья; дорога не петляла — не стало топких мест. Трое шли неторопливо и легко, вспоминали пережитое.

— А мне Лойко с Мишуткой припомнились, — вдруг произнес Стешко. — Как брательники были, старшой и малый…

— Расстреляли Алексея Кузьмича, проходило в сводке, — отозвался Грачев. — А Мишу Глухова, представьте, встретил под Ростовом, когда бились за него в сорок втором… Уходил радистом с опергуппой в тыл врага. Жив ли?