Цота. Планета изгоев - Регина Грез

Перед глазами снова возник образ Старухи из подземелья – невидящие глаза, желтые дряблые щеки, узловатые пальцы, жадно теребящие мои волосы как свидетельство жизненной силы и молодости.  Такой финал ожидает меня? -  Безумие!

Долго полоскала рот и чистила зубы, борясь с тошнотой. Надела чистое белье и, установив слабое освещение, принялась ходить по комнате из угла в угол. «Меня ищут, меня хотят увезти с Цоты в большой мир, где есть сады, леса, города, красивые, цивилизованные  люди…».

Слабой искоркой мелькнула надежда вернуться потом на Землю, но это вряд ли возможно. И все-таки я могу увидеть мир за пределами Цоты. В большой степени Дар обязан мне жизнью и спасением, значит, на его планете меня ожидал бы самый теплый прием.

Но что будет с Джелло, если я исчезну?  Он много лет жил здесь без меня. Ему пришлют новую куклу, и все будет по-прежнему. Или нет. Что, если нет…

В сознании вдруг возникли странные ассоциации-воспоминания. Какая-то старая красивая сказка, что нравилась мне еще в детстве. Героиня покидает его, а он умирает. Но она только хотела повидаться с родными, она вернулась… «Ой, ты встань, пробудись, мой любезный друг! Я люблю тебя, как жениха желанного…».

У этой сказки хороший конец – чудовище не только ожило, но и сменило облик, превратившись в прекрасного королевича. Джелло не изменится.  И он никуда меня не отпустит. И как пережил бы нашу разлуку, я не знаю. А я сама? Неужели легко могла бы расстаться с ним, бросить здесь одного. Я нужна ему. Я ему по-настоящему нужна. И он даже мысли не допускает, что меня могут отнять. Но эта жестокость… нет, нет,  иначе ему нельзя, на Цоте понимают только язык боли и страха.

Не могу успокоиться. Хочется куда-то бежать, немедленно что-то важное сделать. И теплое чувство признательности – Дар все же меня не забыл, не бросил. И пусть мы больше никогда-никогда не увидимся, я сохраню в душе светлую память о нем.

Все! Надо только окончательно смириться с мыслью, что Цота – моя жизнь, мой дом, а яссы и Пойто – единственные близкие люди, моя семья. Мы будем стариться вместе, пока один за другим не смешаемся со здешним песком. Но эта часть истории для всех одинакова.

Я широко раскрыла окно, но почти сразу торопливо захлопнула, пораженная диким воем и свистом за стеной. Джелло обещал не убивать «парламентеров», неужели нарушил слово? Они же возьмут базу в кольцо, устроят блокаду…

Дверь распахнулась  -  большая фигура ясса загородила проем. Невольно вздрогнув, я устало выдохнула:

— Все плохо? Это из-за меня?

— Не стоило начинать разговор без моего позволения!

— Ясно… мне не следует говорить и вообще быть в курсе событий, а разрешается только сидеть в своем углу, по расписанию есть и спать,  ну, еще раздеваться и раздвигать ноги, когда ты захочешь.

Медленно и бесшумно Джелло приближался ко мне, вновь вызывая безотчетное чувство страха.

— Для меня важна твоя безопасность.

— Поняла… Прости, иногда так трудно сдержаться. Но ты мог хотя бы сказать, что меня ищут! Думаешь, я кинулась бы на стену и стала махать их патрулям? Я еще не сошла с ума.

— Зачем тебе знать, Ари? Чтобы ты снова стала лить воду из глаз и страдать, мечтая вырваться из этой бетонной коробки посреди песка? Я никогда не отдам тебя тарсианину. Никогда, пока я сам жив. Мне проще тебя убить.

Отшатнулась в сторону, чтобы избежать его прикосновения к плечу. Все во мне протестовало, я не могла молчать.

— Давай! Чего ждешь?! Здесь жизнь сразу станет прежней, закажешь себе новую тупую куклу – она не будет перечить и злить тебя.  Чугго похвалит, с Шакко не будет проблем…

— Аарин, не провоцируй!  - он страшно закричал и тряхнул меня за ворот, разорвав одежду.

Отпрянула от него и попыталась проскользнуть к двери, даже не понимая, куда побегу дальше. Он поймал за талию и бросил на кровать, больно сжал руки, принялся целовать – яростно, жестко, грубо. Едва могла бороться и бросать ему в лицо:

— Не хочу… не хочу! Оставь меня… хва-атит!

Короткая жгучая боль пронзила плечо там, где оно соединяется с шеей. Я дернулась всем телом и замерла, ощутив невыносимое жжение и жар в месте раны. Он укусил меня. И, похоже, теперь сам был в ужасе он содеянного.

— Ари! Ари, что ты… я  не хотел…

Больно, как же это больно, я не могу даже кричать и стонать, внезапно весь мир съежился до крохотного участка моего тела,  который будто прижгли раскаленным железом.

Джелло издал какой-то сдавленный звук, а потом кинулся к двери.

— Пойто! Чугго! Сюда все! Скорей, Пойто!!!

Наверно, я умираю. Ног не чувствую и рук поднять не могу. Хочется закрыть глаза и уснуть, такая слабость, что даже боль почти стихла. Джелло что-то делает со мной, снова прикусывает место ранения – язык его влажно скользит по коже, принося небольшое облегчение.

Где-то далеко-далеко надо мной слышны резкие фразы, среди которых с трудом могу разобрать отрывистые реплики  Шакко, степенные рассуждения Чугго и прямой укор Пойто:

— Что ж ты наделал? Ахашш! Где оставил свои мозги?

— Доза мала, но ей-то хватит, вряд ли сможет это освоить.

— Ты себя не простишь. Она была права, ты – чудовище!

А потом раздался звериный вопль Джелло:

— Сомкни клювик, птица! Сделай хоть что-нибудь!

— «Анирамин» тут не поможет, сам знаешь. Ты убил ее своим ядом. Ты просто ее сломал. Как и все остальные игрушки. Но наша-то Ари была настоящей. Как ты теперь будешь жить?

Глухой звук удара и падения, вымученный стон. Что же он делает, гад… Нельзя… Нельзя обижать Пойто. Я пытаюсь  пошевелиться и невероятным усилием разомкнуть губы. Я хочу ему сказать, а он не дает, сжимает руки, целует пальцы.

— Шайсса… моя шайсса… не уходи… слышишь, Ари! Дыши...

— Не-е сме-ей его бить… ты-ы…

Потом все смешалось в кучу, зазвенело, зажужжало, запуталось. Меня трясли за плечи, тащили куда-то, вокруг журчала вода, переругивались мужские голоса, а голова становилось все горячей и тяжелей. Мое тело будто бы плавилось вместе с костями, оплывало как воск со свечи, съеживалось на чадящем костре  и  рассыпалось невесомым прахом – исчезало в небытие.

Оказывается, умирать – это больно и долго. Но вот откуда-то повеяло весенним ветром и стало легко-легко. Умереть весной, когда вокруг все живое наполняется соками и тянется к свету –  очень обидно и грустно. Я категорически против,  я так не хочу.

* * *

Кап-кап-кап… Где-то совсем близко опять идет дождь – ровный, размеренный шорох капель дарит необъяснимое умиротворение. Делаю глубокий вдох, наполняя легкие удивительно свежим, целительным воздухом и открываю глаза. В комнате есть еще один человек.