Строптивая наследница - Сабрина Джеффрис

— Ну, это увлечение, детская влюбленность, а не любовь, — пожал плечами Джайлс.

— Не говори мне, что такое любовь, — тихо произнесла Минерва. — Мне лучше знать, была я влюблена в тебя или нет.

Ее слова задели Джайлса, ведь она сказала «Я была влюблена в тебя», а не «Я люблю тебя сейчас».

Черт возьми, почему это так важно для него?! Он ведь не хочет, чтобы она любила его. Или хочет?

Отвернувшись, Минерва отошла к столу, чтобы налить себе чаю, хотя он уже почти остыл. Дрожащими руками она поднесла чашку к губам. Слегка пригубив холодный напиток, она поставила чашку назад на блюдце.

Когда Минерва снова заговорила, ее голос зазвучал совсем иначе: он стал низким, нерешительным:

— Почти половину своей жизни я боготворила тебя, Джайлс. Я не сводила с тебя глаз, когда ты приходил к моим братьям, и молила Бога о том, чтобы в один прекрасный день ты обратил на меня внимание, разглядел бы во мне женщину.

Он понятия об этом не имел. Джайлс лихорадочно пытался вспомнить былые годы, но на память приходили лишь эпизоды того, как он прожигал жизнь, беззаботно тратя ее на выпивку, женщин и карты. После самоубийства отца его жизнь превратилась в одну долгую вакханалию.

— Однако ты видел во мне только глупую сестренку своих друзей, — с горечью продолжала Минерва. — До той ночи.

Она повернулась к мужу, и он увидел в ее глазах слезы. В груди Джайлса что-то шевельнулось.

— Я была так счастлива увидеть тебя на том вечере. Именно поэтому я пришла туда — надеялась, что ты тоже там будешь, что, возможно, увидев меня в этом платье с глубоким декольте, ты захочешь меня и полюбишь.

— Но я действительно захотел тебя, когда увидел в этом платье, — промолвил Джайлс, испытывая отчаянное желание унять ее боль. — Для меня это было откровением.

Она приподняла бровь.

— Да, но это было вовсе не то откровение, которого ты хотел, — заметила Минерва.

— Нет, тогда — нет. Моя жизнь была разбита. Мой отец только что покончил с собой, и я пытался добиться справедливости. Но уже тогда я стал понимать, что мне нужно изменить что-то в собственной жизни, что дальше так продолжаться не может, вот только я не знал, с чего начать. Впустить во всю эту неразбериху женщину было неразумно.

— Тогда ты должен был сказать об этом мне, вместо того чтобы... — Она взмахнула рукой. — Впрочем, все это уже не важно. Что было, то прошло.

— Судя по выражению твоего лица, это не так, — заметил Джайлс. Минерва промолчала, и он добавил: — Я не хотел причинять тебе боль. Ни тогда, ни сейчас.

— Я до сих пор не понимаю, почему ты считаешь меня неспособной сохранить твои секреты. Я понимаю, почему ты думал так раньше, но теперь, когда мы поженились...

— Мне очень трудно доверять кому-либо, — признался Джайлс. — Рейвенсвуд объясняет это тем, что я слишком долго вел двойную жизнь, скрывая от всех свое истинное лицо. Скрывать что-то стало моей второй натурой.

— Это не так, — заявила Минерва.

Он настороженно посмотрел на нее.

— Что ты имеешь в виду?

На лице Минервы появилось сочувственное выражение.

— Ты не веришь другим людям, потому что не веришь самому себе, — ответила она.

Джайлс тяжело вздохнул.

— Я верю в себя, — проговорил он.

— Будь это так, ты бы не корил себя за то, что сделал много лет назад. Не считал бы себя неудачником из-за того, что сейчас что-то вышло из-под твоего контроля.

— Далеко не все вышло из-под моего контроля! — возмутился Джайлс, снова набирая полную грудь воздуха. Настало время признаться в самом болезненном для него: — Я могу выйти из этой передряги, если соглашусь и дальше быть информатором. Правительство не хочет, чтобы я оставлял свою деятельность, так что, если я соглашусь вернуться, власти, возможно, выполнят требование Ньюмарша.

— А ты сам этого хочешь?

— Нет, черт побери! Но я не вижу иного выхода из сложившейся ситуации. Если я не сделаю этого, Ньюмарш меня погубит. Нас погубит!

— А что об этом говорит лорд Рейвенсвуд?

Джайлс покачал головой:

— Чертов глупец считает, что я должен назвать слова Ньюмарша враньем, довериться ему и его начальству, которое позаботится о том, чтобы барон не смог выполнить своих угроз.

— Что ж, возможно, тебе следует к нему прислушаться. — Шагнув к мужу, она положила ладонь на его щеку. — Ничуть не сомневаюсь в том, что за долгие годы ты сделал для страны много хорошего. Я сама слышала, как ты выступал в зале суда. Уверена, что все это учтут.

— Думаешь? Уж я-то знаю, с какой легкостью такие вещи забываются, когда дело касается политики, — хрипло проговорил он.

— Я знаю: что посеешь, то и пожнешь, а ты много лет сеял преданность, честь и правосудие. Для тебя настало время собирать урожай. — Минерва погладила его щеку. — Рейвенсвуд доверяет тебе, и, думаю, его начальство — тоже. Так что, возможно, тебе следует подумать о том, чтобы доверять нам — хотя бы немного. Мы — не твой отец. И мы не оставим тебя в беде, обещаю!

К горлу Джайлса подкатил комок.

— Я напомню тебе о твоем обещании, если меня вытурят из адвокатуры, и я не смогу содержать тебя, — сказал он.

— Я должна получить солидное наследство, когда Селия и Гейб поженятся, — напомнила мужу Минерва. — К тому же у меня есть приданое...

— Мне не нужны деньги твоей семьи, — проворчал Джайлс. — Особенно после того, что они говорили обо мне и о моем желании жениться на тебе.

— Ну что ж, остаются еще мои книги, — улыбнулась Минерва. — Учитывая мои гонорары и деньги, которые ты получишь от брата, мы сможем выжить. — Она сияющими глазами посмотрела на него. — К тому же я могу заставить Роктона совершить какой-нибудь впечатляющий поступок, который оценят в литературных кругах.

Джайлс заставил себя улыбнуться: его тронула готовность Минервы сделать все, что угодно, ради его спасения.

— Так ты из-за этого сделала меня в своих книгах негодяем? Из-за того, что я разбил тебе сердце? — спросил он.

Минерва кивнула.

— Выходит, в Кале ты была неискренна со мной, когда сказала, что написала о том вечере в романе лишь потому, что из этого описания получалась хорошая история?

— История и в самом деле получилась замечательная, — поддразнила она его. — Хотя нет, дело было не в этом. Большей частью я сделала это для того, чтобы унять собственный гнев и боль. Иногда я так поступаю. Как-то ты сказал мне, что подобные вещи дают мне власть над происходящим, даже если я знаю, что в реальности у меня никакой власти нет.

— В ту ночь у тебя было гораздо больше власти, чем ты предполагала, — тихо произнес Джайлс. — Я не забыл тот поцелуй.

Ее рука упала.