Смертельный аромат № 5 - Ольга Тарасевич

Щелкнув застежкой, Лика засунула руку внутрь. Телефон лежит себе, и – самое главное – КПК, «наладонник», маленький компьютер. То, ради чего и совершался этот хадж на ватных ногах.

– Все в порядке. Скажите… а у вас кофе есть?

– Милочка! Вы прямо как маленькая. Встали, кофе среди ночи требуете.

Лика умоляюще посмотрела на женщину.

– Я не требую. Я прошу. Пожалуйста. Если не затруднит…

– Ладно уж. Принесу, – заворчала медсестра.

В палате кто-то храпел. Постеснявшись зажигать даже лампу над кроватью, Лика устроилась на постели и включила компьютер.

Она редко работала на КПК. Неудобно. Пока натыкаешь буковок похожей на зубочистку палочкой. Но теперь выбирать не приходилось.

Новая книга сама собой выливалась на экран компьютера, и в какой-то момент Лика осознала: она прерывается, чтобы отхлебнуть из уже появившейся на тумбочке чашки кофе…

«Убийцей оказался Ник Перьев! Тихий, скромный, страдающий от несчастной любви фотограф. Он убил всех моделей, кроме Светланы Никодимовой из агентства Платова. И это Ник задушил Наташу Захарову. Но улик против него не было. На показаниях Дмитрия Платова, утверждавшего, что он видел, как перед выходом на подиум фотограф протянул Арине пластиковый стаканчик, обвинение не построишь. Единственный свидетель! Арина шла по коридору. Сбоку за ней следовал Ник. И Дмитрий. Он нес уже находящимся за кулисами моделям воду, в руке была длинная трубка стаканчиков. Потом быстро обогнал парочку. Предложил Арине воды, но у той в руках уже белел стаканчик.

Наталья Захарова, заметившая краем глаза эту сцену из гримерки, терялась в догадках. Письма с требованием заплатить за молчание получили оба, Ник и Дмитрий!

Когда Дмитрий пришел в квартиру Захаровой, Наташа была уже мертва. Зажимая рот рукой, он подошел к включенному компьютеру, удалил адресованное ему письмо, и, протерев ручку входной двери, бросился вон.

Эпизод со стаканчиками всплыл в его памяти лишь после ареста. В тот день все друг другу наливали воду, пили не останавливаясь, жарко, душно.

Да он особо и не задавался вопросом, кто убил Арину. Так как в смерти девушки видел лишь проявление справедливости. Радовался, что Светлана отомщена, так как подозревал, что ее смерть – на совести „крыши“ Ирины Сухановой. Потом, конечно, понял, что перегнул палку, что Ира ни при чем. И стыд, и раскаяние перемешались с любовью, которую он скрывал много лет от себя самого, душил, уничтожал, но она раскачивала его на качелях то безумной страсти, то трепетной нежности.

… – Зачем тогда вы поехали к Наташе? – спросил следователь Ковалев.

– Я не ангел. Бизнес – это всегда в той или иной степени нарушение закона. Куда-то исчезли финансовые документы, за которые мне могли оторвать голову, и я испугался, что они попали к Захаровой…

Тимофей Аркадьевич поверил Платову сразу же. Безоговорочно. Опытный, проницательный, он понял, что Дмитрий говорит правду. Мимика, жесты, речь – все свидетельствовало о правдивости показаний.

Но правда без доказательств ничего не стоит.

Повторные допросы работавшего на показе Петра Легкова персонала ничего не дали. Свидетелей той сцены в коридоре больше не оказалось. Соседи Ника Перьева, как сговорившись, твердили одно: в тот вечер, когда умерла Наташа Захарова, фотограф был дома. Робкая надежда появилась в сердце Ковалева, когда выяснилось: недалеко от дома Захаровой, буквально за час до смерти Наташи, сотрудник ГИБДД остановил бежевую „девятку“. Но по фотографии Ника не опознал, сказал: „Этот, как „голубой“, волосатый, а тот стриженый был“. И у Ника была „Хонда“.

„У него есть сообщники. Мужчина и женщина, – размышлял следователь. – Но в контакт с ними он не вступает. Пару дней Перьева попасла „наружка“, результатов это не дало. Наблюдение сняли, чтобы не насторожить преступника. По телефону он с сообщниками тоже не связывался…“

И тогда он решил попросить о помощи ту самую журналистку и писательницу, которая вечно путалась у него под ногами. Другого выхода не было. Преступника надо спровоцировать».

Лика перечитала текст и сохранила файл. Как раз вовремя. На экране появился символ разряжающейся батареи, «наладонник» вот-вот отключится. Впрочем, самое главное записано. Имена она, конечно, потом изменит. И это лишь так, наброски, которые в будущем станут главой нового романа…

Серый мутный свет зарождающегося утра позволил Лике рассмотреть выводящую носом рулады соседку. Пожилая женщина, словно почувствовав направленный на нее взгляд, прекратила храпеть, но закашлялась так сильно, что Вронская с досадой накрыла голову подушкой.

Откашлявшись, женщина зашелестела пакетом, принялась что-то жевать.

«Поспать не дадут, – расстроилась Лика. – Что ж, спать нельзя – буду думать. А думать я буду про то, как мне лучше построить сюжет. Как только отсюда выйду – сразу же поеду в прокуратуру. Вопьюсь, как пиявка, в Тимофея Аркадьевича. Пусть гонит протокол допроса Ника Перьева. Мотивы его действий мне лично пока не ясны. Кстати, о Тимофее Аркадьевиче. Оставить его триумфатором? Или все лавры – главной героине, списанной с себя, любимой? Наверное, пусть будет все, как в жизни. А моя героиня, так же, как и я, поймет главное. Часто случается так, что положение кажется абсолютно безвыходным. Тупиковым. И нет сил бороться, и страшно, и тяжело, и руки опускаются. Но именно тогда надо. Надо все равно бороться. Идти вперед, как бы сложно ни было. Пусть с кровью, пусть маленькими шагами. НАДО НИКОГДА НЕ СДАВАТЬСЯ. Безвыходных ситуаций не бывает. Справедливость есть. Добро побеждает зло. Своей цели всегда можно добиться. Даже если реализуя задуманное, сотрешь все зубы в порошок. Верить. Молиться. Идти вперед…»

Ворота подъехавшему милицейскому «уазику» охранник комплекса особняков на Рублевке долго не открывал. Потом, устав от неумолкающих гудков, вышел из будочки.

– Что, опять? Всех владельцев пересажать вздумали? Документы ваши!

– Витек, спокуха. – Платов приоткрыл раздолбанную дверь, высунулся наружу. – Это я. Пропусти машину, мне пешком неохота топать.

Витек недоуменно вытаращил глаза:

– Дмитрий Евгеньевич? Как хорошо! Тут про вас мужики всякое говорили. Но я не верил!

– Правильно делал, что не верил, – счастливо рассмеялся Дмитрий.

Хорошо-то как на свободе! Знал, что выйдет. Камеру ему Ковалев организовал одиночную. Но все равно – нары, параша, бурда вместо еды, душ раз в неделю. Такая тоска накатила, буквально на следующий день запросился:

– Тимофей Аркадьевич, выпустите, дома сидеть буду, честное слово.

– Не положено. Можем все испортить, – сказал следователь. И назидательно поднял палец: – Ты посиди. О жизни подумай. Тебе полезно. Не сделаешь выводов – опять сюда попадешь. Только уже по-настоящему.

Выводов, конечно, Дмитрий никаких не делал. Все мысли были об одном. Ира думает, что он убийца. Он все объяснит. Она поймет. Но вот сейчас, в эти минуты, Ира его ненавидит, проклинает, сходит с ума. И ничего нельзя сделать, ничего… А хочется. Почему-то очень хочется, чтобы ее огромные глазищи сияли от счастья. И чтобы она таяла в его объятиях. И, выждав, пока он отвернется, украдкой отправляла в рот малюсенький кусочек шоколадки.