Мигрант, или Brevi Finietur - Марина и Сергей Дяченко

Шана сидела в углу, скрестив ноги. Напротив восседал Аира. Тимор-Алк стоял, и видно было, что он еле сдерживает себя, чтобы не начать расхаживать взад-вперед.

Аира был спокоен и расслаблен, как в шезлонге; при появлении Крокодила едва повернул голову:

— А вот и Андрей, впервые хлебнувший ответственности за чужую жизнь…

— У меня есть опыт ответственности, — сказал Крокодил, уязвленный. — У меня были жена, сын…

И замолчал.

— Мы погуляем, — Аира встал, не касаясь руками пола, будто его дернули за нитку на макушке. — Недолго, потому что время дорого. Идем, Андрей.

Снаружи косые тени сделались еще длиннее, свет лежал, как желтый воск, — штабелями. Хлопали крылья, среди тени и света носились птицы, и временами сверху опускались, вертясь, потерянные кем-то перья.

Крокодил едва дождался, пока дом Шаны скроется за деревьями:

— Ты хочешь угробить мальчишку? Тимор-Алка? Ребенка, который ни разу с женщиной не целовался?! У которого болевой порог… все равно что без кожи?!

— Какой замечательный лес, — Аира посмотрел вверх. — И, главное, ничего не изменилось со времени моего детства…

— Ты за этим ездил на остров? Тебе нужен был этот мальчишка? Скажи, распоряжаться чужими жизнями — сладко?

— Здесь мы играли с Альбой, — Аира махнул рукой, будто предлагая Крокодилу полюбоваться, — и, среди прочего, я учил ее регенерировать… Не бойся, я не собираюсь предаваться воспоминаниям и тем более посвящать тебя в подробности моей жизни.

И он пошел дальше. Крокодил постоял несколько секунд, потом догнал его.

— Твой индекс упал меньше, чем я думал, — сказал Аира на ходу. — Удачный расклад.

— А ты сам высказался по делу Полос-Нада?

— Конечно.

— За изгнание?

— За помилование.

— Гляди-ка… Значит, твой индекс тоже упал?

— Мой? Нет. Потому что я проанализировал, что произошло и почему, и аргументировал решение. Полос-Над любит внешние эффекты. Взломал Сеть, желая быть профессионально состоятельным, желая светить звездой. Из гордыни — думал, что не поймают. Парень получил урок взрослой жизни — представляю, о чем он думал, когда просил заменить изгнание введением в кому.

— И почему, ты считаешь, его нужно помиловать? — мрачно спросил Крокодил.

— Жалко, — сказал Аира.

— Что?!

— Жалко. Вероятность, что он еще раз пойдет на взлом, да на любое преступление, — ничтожна… А мальчишку жалко.

— И это аргументы?

— Да.

— А я думал, — сказал потрясенный Крокодил, — надо настаивать на пользе для общины, на чем-то прагматичном в будущем… В целом…

— Землянин, — Аира улыбнулся.

— А второй, поджигатель?

— Я голосовал за изгнание.

— Почему? Его не жалко?

— Вот и видно, что ты его дело не анализировал и материалы не читал… Его тоже жалко, но оставить такое безнаказанным — невозможно.

— Не понимаю, — сказал Крокодил. — Какое-то стихийное, интуитивное правосудие.

— Бывает.

— И с арифметикой не все в порядке. Если у тебя индекс — единица, у кого-то — одна третья, у таких, как я, по одной миллиардной…

— В сумме получается около трех единиц на общину. Иногда чуть больше, иногда чуть меньше.

— Значит, ты верховный правитель, — сказал Крокодил.

— Где-то так.

— То есть у тебя — один голос, а у остальных полноправных граждан, у нас у всех, в совокупности, — два?

— Точно.

— А если ты еще поработаешь и достигнешь индекса один и пять десятых, например?

— У одного человека не бывает индекса выше единицы.

— И ты один на весь Раа, с таким-то индексом?

— Я Консул, мне казалось, ты раньше об этом знал.

— Осмелюсь заметить, Консул… А если ты, Консул, окажешься сумасшедшим, или дураком, или просто подонком, у которого крышу рвет от власти, — тогда что?

— На то есть механизм присвоения индекса. О котором ты, конечно же, имеешь смутное представление.

— Ну, извини, — Крокодил развел руками. — Стоило бегать по углям, чтобы выслушать очередной упрек.

— Ты случайный человек в этом мире, — Аира грустно улыбнулся. — Ты сюда не собирался, ты хотел на Кристалл.

— Я вообще никуда не хотел.

— Вот-вот… Прости за вопрос, но что для тебя Раа?

Они остановились на обрыве над небольшим оврагом. Брызги маленького водопада разбивали солнечный свет, в воздухе висели три радуги и медленно угасали по мере того, как опускалось за кроны солнце. На противоположной стороне оврага стоял дом, по виду очень старый, вросший в окружающий пейзаж.

— Раа, — сказал Крокодил, немного сбитый с толку, — это… хорошее место.

— Удобное? — со странной интонацией спросил Аира.

Крокодил с подозрением на него покосился:

— Удобное, да. Гуманное общество… чудесная природа…

И замолчал, очень недовольный своими словами.

— Я рад, что тебе у нас нравится, — кивнул Аира. — На Раа так спокойно, так удобно… Такой уютный мох, зеленая трава… Так журчит вода…

Последовала длинная пауза. Аира молчал столь красноречиво, что никакой монолог, самый темпераментный, не мог сравниться с этой тишиной.

— Да, я не родился на Раа, — начал Крокодил, преодолевая злость. — Да, я не имею права советовать тебе и Тимор-Алку. Но, плоский хлеб, ты не можешь требовать крови! Родина не может требовать крови, иначе это не родина, а…

— Я не родина, — Аира пожал плечами. — Ты говоришь сам с собой, Андрей, и я не совсем понимаю о чем.

— Ты считаешь, что жертвовать мальчишкой ради будущего Раа — нормально, достойно, приемлемо!

— Никто не может жертвовать полноправным гражданином.

— Да ты им вертишь, этим гражданином, как хочешь! Он уже полностью в тебе растворился!

— Мальчик, который может сдать Пробу с болевым порогом в ноль четыре, не растворится ни в ком, — сухо сообщил Аира.

Крокодил замолчал, будто ему заткнули рот.

— Андрей, — сказал Аира. — Тебя никто не зовет умирать за Раа, и даже терпеть неудобства никто не зовет. Почему ты так нервничаешь?

Водопад ронял воду, ненарядную, без радуг, в тени. Мокрые камни блестели лиловыми, серыми и белыми боками.

— Ты не считай меня трусом, — сквозь зубы сказал Крокодил. — Я очень даже могу умереть за что-нибудь… За своих близких, например.

И добавил про себя: «Если бы они у меня были».