Сказка - Стивен Кинг

О Доре, и о городе. Гудев могла даже знать о солнечных часах, способных снова сделать Радар молодой. Я решил пройтись часок, и если не найду дом гудев, вернусь обратно.

Я начал открывать дверь (вместо ручки у неё была старомодная железная щеколда). Дора взяла меня за локоть и подняла палец: подожди-ка. Она поспешила обратно к Центру по ремонту обуви, выдвинула ящик верстака, что-то достала и поспешили назад ко мне. Она принесла три маленьких куска кожи, размером меньше ладони. Они были похожи на подошвы ботинок, выкрашенные в зелёный цвет. Она жестом велела мне сунуть их в карман.

– Для чего они?

Дора нахмурилась, затем улыбнулась и повернула руки ладонями вверх. Очевидно, объяснение было слишком сложно. Она коснулась лямок моего рюкзака и вопросительно посмотрела на меня. Я решил, какого чёрта, и снял его. Поставив его возле двери, присел, достал бумажник и сунул в задний карман – будто кто-то собирался спросить у меня документы, вот бред-то. Занимаясь этим, я глядел на Радар, гадая, как она отнесётся к тому, что я оставлю её с Дорой. Она подняла голову, когда я встал и открыл дверь, затем снова опустила, совершенно довольная своим местом и возможностью вздремнуть. Почему бы нет? Её желудок был полон горячей пищи, и она оставалась с другом.

К широкой грунтовой дороге – магистрали – вела тропинка, опоясанной маками. Встречались и другие цветы, но они либо увядали, либо были увядшими. Я обернулся. Над дверью дома висел большой деревянный башмак, ярко-красный, как туфли Доры. Что-то вроде вывески, подумал я. Она стояла под ним, улыбаясь и указывая направо – вдруг я забыл, в какую сторону идти. Это было так по-матерински, что я невольно ухмыльнулся.

– Меня зовут Чарли Рид, мэм. И если я ещё не сказал этого, то спасибо за то, что накормили нас. Приятно с вами познакомиться.

Она кивнула, указала на меня, затем похлопала себя по груди над сердцем. Всё было понятно и без перевода.

– Могу я спросить ещё кое-что?

Она кивнула.

– Я говорю на вашем языке? Это так?

Она рассмеялась и пожала плечами – либо она не поняла, либо не знала, либо считала, что это не важно.

– Хорошо. Вроде как.

– Ошо. – Она вошла в дом и закрыла дверь.

В начале тропинки стоял раскладной щит, что-то наподобие меню, какие встречаются на тротуарах у ресторанов. Правая сторона, куда я должен был идти, была пуста. На левой стороне было написано четверостишие на совершенно понятном английском языке:

Башмаки разбитые мне вручи

И вскоре новые получи.

Если положишься ты на меня,

Будет удачной дорога твоя.

Я стоял, глядя на него дольше, чем требовалось, чтобы прочитать. Я понял, откуда бралась обувь, но не почему. Я узнал этот почерк. Видел его в списках покупок и на многих конвертах, которые положил в почтовый ящик у дома № 1 по Сикамор-Стрит. Этот щит сделал мистер Боудич – Бог знает сколько лет назад.

5

Без рюкзака идти было легко, это хорошо. Оглядываться по сторонам и не видеть Радар – не очень хорошо, но я был уверен, что она в безопасности с Дорой. Я не мог следить за временем, так как мой телефон не работал, а из-за постоянной пасмурности не мог даже приблизительно определить время по солнцу. Оно скрывалось наверху в виде тусклого пятна за облаками. Я решил воспользоваться старым способом первопроходцев для определения времени и расстояния: пройду три-четыре «горизонта», и если не увижу гудев, вернусь назад.

Пока я шёл, думал о стихе. На ресторанном щите информацию пишут на обоих сторонах, чтобы видели люди, идущие в обоих направлениях. На этом щите стих был только на одной стороне, и я предположил, что движение по магистрали шло только в одну сторону: к дому, который я должен был найти. Я пока не знал причину, но, может быть, гудев разъяснит мне. Если это создание действительно существовало.

Я дошёл до конца третьего «горизонта», где дорога поднималась и проходила через горбатый деревянный мост (русло под ним было высохшим), когда послышались гудки. Не автомобильные28, а птичьи. Когда я дошёл до высшей точки моста, то увидел по правую руку дом. С левой стороны больше не было маков – лес подступал к самому краю дороги. Дом был гораздо больше, чем коттедж обувщицы, почти, как ранчо в вестернах «Ти-Си-Эм», и рядом стояли хозяйственные постройки, две больших и одна маленькая. Наибольшая из них, вероятно, являлась амбаром. Всё это было похоже на ферму, позади которой располагался большой сад с ровными рядами растений. Не знаю, что это были за растения – я не садовод, – но везде могу узнать кукурузу. Все здания были старыми и серыми, как кожа обувщицы, но выглядели достаточно прочными.

«Гудки» исходили по меньшей мере от дюжины гусей. Они окружали женщину в синем платье и белом фартуке. Одно рукой она придерживала фартук, другой разбрасывала корм. Гуси жадно набрасывались на него, хлопая крыльями. Неподалёку, что-то поедая из жестяного корыта, стояла белая лошадь, выглядевшая старой и тощей. Мне на ум пришло слово «кляча», но поскольку я не знал, что означает «кляча», то понятия не имел подходящее ли оно. У неё на голове сидела бабочка – обычного размера, что уже было облегчением. Когда я приблизился, она улетела.

Должно быть, женщина заметила меня краем глаза, потому что подняла голову и замерла, засунув одну руку глубоко в карман фартука, пока гуси толкались и хлопали крыльями у её ног, требуя добавки.

Я тоже замер, внезапно осознав, что Дора пыталась донести до меня: гусиная дева. Но замер я не только поэтому. Её волосы были насыщенного тёмно-русого цвета с пробивающимися светлыми прядями. Они обрамляли её плечи. У девушки были большие голубые глаза, совсем не похожие на полустёртые щёлки Доры. На щеках румянец. Она была молода и не просто красива; она была прекрасна. Только одна вещь омрачала её сказочную прелесть. Между её носом и подбородком не было ничего, кроме узловатой белой линии, похожей на давно затянувшийся шрам от серьёзной раны. На правом краю шрама алело пятно размером с десятицентовик, похожее на крошечную нераспустившуюся розу.

У гусиной девушки не было рта.

6

Когда я приблизился к ней, она сделала шаг в сторону одной из хозяйственных построек. Возможно, это был жилой дом. Вышли двое серокожих мужчин, один из них держал вилы. Я остановился, вспомнил, что