Домработница царя Давида - Ирина Волчок

Аня пошарила в карманах в поисках платка, не нашла, вытерла лицо рукавом пальто и поднялась со стула. Повернулась к выходу — и увидела Ваську. Васька стоял, подпирая стену плечом, смотрел на нее и опять скалился, как киношный вампир. Как это он здесь оказался? И когда?

Она шагнула к выходу, но он отлепился от стены и преградил ей дорогу. Посверлил ее злыми глазами, поскалился и сказал противным голосом:

— Что, поторопилась, да? Вызвала бы «скорую» попозже — уже богатой наследницей была бы. А ты поторопилась. Обидно, да?

Аня даже не поняла, как это произошло: ее кулак, будто сам собой, без всякого ее веления, вдруг врезался в Васькин подбородок. Рука вспыхнула пронзительной болью и тут же онемела почти до плеча. Васька отшатнулся, отступил на шаг и с изумлением молча уставился на нее. Она тоже молчала, баюкала ушибленную руку и вспоминала, как не могла понять ту корректоршу, которая «так злилась, так злилась, что по морде смазала бы». Тогда она не могла представить, как надо злиться, чтобы ударить человека по лицу. Теперь очень даже представляла. Она бы и еще раз ударила, но рука болит и не слушается.

Она обогнула Ваську, как неживой столб, и вышла из приемного отделения, думая уже не о нем, а о том, что домой придется добираться зайцем. Деньги она с собой не захватила, забыла в суете. Надо было вынуть из бумажника царя Давида хоть десятку на маршрутку. А лучше — полторы сотни на такси. Потом бы она вернула эти полторы сотни. Зайцем — стыдно… Наверное, пешком придется.

Аня подошла к воротам в высоком каменном заборе, огораживающем территорию больницы, и отступила в сторону, пропуская въезжающую машину. Машина скользнула было мимо, но через пять метров остановилась, хлопнула дверца и знакомый голос окликнул:

— Анна! Ну, что там такое? Я ведь уже все больницы обзвонила! И три объездила! Почему ты мне не позвонила сразу? Что с Давидом, говори скорее!

Аня оглянулась, пару минут вспоминала, где она видела эту женщину, наконец вспомнила: дама Маргарита. Васькина родная мать.

— Давид Васильевич не разрешил мне вам звонить, — устало сказала она. — Я хотела, а он не разрешил. Вы туда не ходите, вас все равно не пустят. У Давида Васильевича инфаркт.

— Как это инфаркт? — дама Маргарита заметно побледнела и прижала руку к сердцу. — Почему инфаркт?

Аня смотрела через ее плечо и видела, как от приемного покоя по усыпанному желтой листвой асфальту широко шагает Васька. Уверенно и вроде бы даже неторопливо. Весь в белом. Жаль, что она не сумела попасть ему по носу. Сейчас бы его белый прикид сильно испорчен был. Кулак сжался сам собой, рука опять заболела до самого плеча.

— Почему бывает инфаркт? Инфаркт бывает по разным причинам… — Аня перевела дыхание, ненавидяще глядя на подходившего Ваську, и, даже не думая скрывать свою ненависть, добавила: — О причинах вам лучше спросить у сына.

— Ты что? — еще больше испугалась дама Маргарита. — А Василий при чем? Да скажи ты мне хоть что-нибудь!

Аня многое могла бы сказать. Васька был уже в нескольких шагах, она смотрела на него, не отрываясь, и с неожиданным для себя чувством жестокой радости заметила на его подбородке кровоподтек. Не такой уж большой и не слишком яркий, но дня через два на этом месте будет хороший темный синяк. Не будет она ничего говорить даме Маргарите. Пусть сама выясняет у своего сыночка.

— Нет, — сказала Аня, с трудом проглотив комок в горле. — Не буду я вам ничего говорить. Извините. Спросите у сына. Может быть, он решится сказать правду. Хотя я сомневаюсь.

Она повернулась и вышла из ворот, успев услышать, как дама Маргарита нервным голосом что-то спрашивает у Васьки, а тот зло, громко — явно в расчете на то, что услышит Аня, — отвечает:

— Да не обломится ей наследства! Выживет дядь Давид! Вот она и бесится!

Аня задохнулась от несправедливости и почти ослепла от хлынувших ручьем слез, бросилась, не разбирая дороги, лишь бы подальше от этой гадости, гадости, гадости… Визг тормозов даже не испугал ее, она и останавливаться не стала бы, если бы смутно знакомый голос не позвал:

— Аня! Это вы, что ли? Ну, как же так неосторожно… Куда вы так спешите? Случилось что-то? Пойдемте, я вас довезу.

Она так и не узнала того, кто помог ей сесть в машину, потом сам сел за руль, включил зажигание и буднично спросил:

— Куда вам? Домой, что ли?

— Не знаю, — сипло сказала она, не переставая плакать. — Куда-нибудь… Только у меня денег нет.

— Вы меня не узнали, — понял водитель. — Это потому, что я без бороды. Ну, посмотрите как следует.

Он даже и не думал выяснять, почему она ревет в три ручья, даже и не пытался успокаивать, — наверное, поэтому она и перестала плакать. Потерла лицо ладонями, всхлипнула последний раз и повернулась к водителю. Долго смотрела на его профиль, наклонилась, заглянула в лицо. Он мельком глянул на нее и сверкнул в улыбке очень белыми зубами. Как у человека могут быть такие белые зубы, если он все время пьет кофе? По крайней мере, от него всегда пахнет кофе.

— Виктор Александрович, — нерешительно сказала Аня. — Правильно?

— Правильно, — согласился тот. — Только наоборот: Александр Викторович.

Это был тот самый бомж, который зачем-то притворялся стариком, приходил вместе с другими бомжами к импровизированному столу на краю оврага за домом, куда она выносила еду, и ел вместе со всеми… А от самого всегда пахло чистотой и хорошим кофе.

— Я сразу догадалась, что вы не старый, — сказала Аня. Услышала, как он хмыкнул, и торопливо добавила: — Но вы еще моложе, чем я думала… То есть я хочу сказать, что вы хорошо выглядите. Без бороды вам гораздо лучше. Вы, наверное, работу нашли? У вас все получилось хорошо? Знаете, у многих в этом году все хорошо получилось. Даже Леонид какую-то работу нашел, и место, где в холода погреться можно. Галину Андреевну в дом престарелых устроили. А Льва Борисовича лечат. Алине дом уже почти отремонтировали, пристройка уже готова, и воду провели… А, вы же не знаете Алину… Ну, все равно. У всех все хорошо получается. Потому что царь Давид появился, вот у всех все сразу и получается… Всем помогает. А сам…

Она всхлипнула и подышала открытым ртом, боясь опять зареветь.

— Живой? — спокойно поинтересовался Александр Викторович. И когда Аня кивнула, с упреком добавил: — Тогда нельзя плакать. Живой — это главное, этому радоваться надо.

— Да, я знаю, — согласилась Аня. — Я радуюсь. Только страшно очень. Да еще этот гад… Племянник его… Убила бы. Не знаю, что делать.

Она опять замолчала, тяжело дыша и глотая злые слезы.

— А давайте-ка вы мне все расскажете, — вдруг предложил Александр Викторович. — Может быть, все не так уж и страшно? Со стороны виднее. Может, я помочь смогу чем-нибудь.

И Аня ему все рассказала. Даже не успела подумать, зачем она это делает. И ему — зачем ей помогать? И не спросила, кто он такой вообще. Ну, ясно, что никакой не бомж. А хоть бы и бомж… Сейчас ей было все равно, кто ее слушает. У нее уже не было сил молча давить в себе страшную обиду, тревогу и растерянность. К тому же, она совсем не знала, что будет дальше. Дама Маргарита и Васька должны были уехать сегодня, а вещи их в квартире, а ключи только у нее, а они ведь придут за вещами, а Давид Васильевич сказал, чтобы ноги Васькиной в доме не было… Что она должна делать?