Нежный защитник - Джо Беверли

Захвачен ли этим и он?

Имоджин наклонилась, чтобы надеть чулки, и исподтишка кинула взгляд на Фицроджера.

Она грустно вздохнула. Конечно, нет.

Он выглядел спокойным, и можно было не сомневаться, что его ум поглощен насущными проблемами. Словно желая доказать ей правоту этой догадки, он с нетерпением посмотрел на жену. Но тут его взгляд на какой-то обжигающий миг остановился на ее голой ноге.

У Имоджин перехватило дыхание, и она поспешила спрятать торжествующую улыбку. Она постаралась как можно дольше возиться со своими чулками.

Она хорошо помнила сделанное прошлой ночью открытие. Фицроджеру не так-то просто доставлять наслаждение ей и ничего не получать взамен. Возможно, он тоже переживает настоящую бурю чувств. Ее ноги почему-то дрожали и подгибались, когда она встала, чтобы выйти из комнаты.

Он отступил в сторону, пропуская ее вперед.

А потом сделал одно-единственное движение.

Его рука в латной рукавице легла Имоджин на шею и прижала к дверному косяку — совсем не больно, но решительно и властно.

Он поцеловал ее, и снова ему не удалось сдержаться: поцелуй вышел жадным и страстным.

Имоджин задрожала от неутоленной страсти, и страсть эта исходила от него. Он отшатнулся, зажмурился, как будто сам удивился своей несдержанности. Его неподвижная, напряженная фигура лучше всяких слов говорила о диком, чудовищном голоде.

Хотел ли он ее? Или ему просто нужна была женщина? Насколько она могла судить, он уже довольно давно умерщвлял свою плоть воздержанием.

Он поднял тяжелые веки. Взгляд зеленых глаз потемнел и затуманился. Он убрал руку, как будто только сейчас увидел, что делает, и с недоумением уставился на ее шею. Имоджин провела по ней рукой, хотя знала, что там не могло остаться отметин.

Зато ее губы горели, как от удара.

Она ждала его слов, но он лишь погладил ее по плечу и повел во двор.

Хватит ли им терпения дождаться ночи, чтобы утолить эту страсть? Как только они окажутся в Кэррисфорде, никто не помешает им удалиться в спальню. И вовсе незачем мучиться до самого вечера!

Имоджин едва сдерживала нервную дрожь. Она сгорала от нетерпения, но его жадный поцелуй ее напугал. Он казался ей драконом, посаженным на цепь. Он мог обогреть ее своим дыханием и унести высоко в небо на огромных крыльях, но мог и спалить, как пылинку, даже не заметив этого.

Они покинули монастырь в сопровождении вооруженного отряда из двадцати человек — в точности, как он говорил. Имоджин тронула такая забота о ее безопасности, хотя она считала ее излишней. Дорога от монастыря до Кэррисфорда всегда содержалась в отменном порядке и извивалась перед ними широкой лентой, как будто приглашая в путь. Солнце едва успело разогнать последние клочья утреннего тумана, обнажая серебристую от росы паутину, мерцающую между травинок. В зеленых кронах деревьев беспечно распевали какие-то пичуги.

Мирная, безмятежная картина обещала скорое возвращение домой.

Она услышала стон и оглянулась.

Поначалу не было заметно ничего подозрительного, но вскоре она увидела, что один из охранников побледнел, как полотно, и с трудом удерживается в седле. Вот он покачнулся и схватился за луку седла, чтобы не свалиться на землю. Фицроджер тоже это увидел. Он подъехал к солдату:

— Тебе плохо? — спросил он.

— Что-то живот прихватило, милорд, ничего страшного… — Он попытался придать себе бравый вид, но вдруг согнулся пополам, и его вырвало.

Через пять минут большинство солдат стонали от желудочных колик. Многих рвало. Здоровыми остались только шестеро, и Имоджин сразу бросилось в глаза, что на них цвета Фицроджера. Остальные были из отряда Ланкастера.

Значит, все это время опасность шла за ними по пятам.

— Гарет, — обратился Фицроджер к одному из тех, что были здоровы, — они ели что-то отдельно от вас?

— Не то чтобы ели, — смущенно пробормотал солдат. — Они пили, милорд. Люди Ланкастера прихватили с собой мех с вином.

— Но вы из него не пили?

— Нет, милорд.

— Теперь тебе ясно, почему я высек солдата за пьянство на посту? — спросил Фицроджер у Имоджин.

— Но почему ты взял с собой людей Ланкастера? — Страх, зашевелившийся в ее душе, грозил перерасти в панику. Все было спланировано заранее, причем с единственной целью — добраться до нее. Она снова посмотрела на дорогу. Сейчас она напоминала тропу в логово хищника.

— Я должен был оставить в Кэррисфорде свой гарнизон, — бесстрастно ответил он, — но мне хотелось усилить твою охрану, и я взял кое-кого из отряда графа. Теперь я вижу, что это было ошибкой.

— Лучше нам остаться здесь… — Она двинулась было обратно.

Он остановил ее, положив руку на плечо. Его взгляд мигом окинул всю картину: солдат, больных и здоровых, стены монастыря не более десяти футов высотой и дорогу на Кэррисфорд.

Имоджин немного успокоилась. Что бы ни случилось, Фицроджер найдет способ ее защитить. Ведь он — ее рыцарь, и притом лучший солдат в королевском войске.

— Монастырь не предоставит серьезной защиты тем, кто равнодушен к Божьему гневу, и это играет им на руку, — рассуждал он вслух. — Если мы поспешим, то можем их опередить. Ты умеешь ездить верхом?

— Конечно.

— Я имею в виду — мчаться во весь опор?

— Да. — Ее сердце забилось гулко и часто, но не от страха, а от готовности бросить вызов неведомым врагам. — Я ведь люблю охотиться, помнишь?

Это была довольно жалкая попытка пошутить, но он оценил ее по достоинству и улыбнулся.

— Отлично. — Он сорвал с седла одного из самых худосочных солдат Ланкастера и без церемоний вытряхнул его из толстой кожаной рубахи и круглого остроконечного шлема. — Надень это.

Имоджин проглотила возражения и выполнила приказ. Рубаха болталась на ней, как на вешалке, но грубая кожа могла послужить защитой от стрел. Ей стало не по себе при мысли, что на них могут напасть. При жизни ее отца смешно было даже подумать, что кто-то осмелится угрожать ей оружием. Впрочем, Имоджин была полна решимости выйти с честью из этого испытания. Она без сожаления бросила в траву драгоценный обруч и нахлобучила шлем прямо поверх вуали.

Фицроджер поднял с земли ее обруч:

— Нам не следует разбрасываться такими вещами, жена. — Веселый блеск в его глазах заставил Имоджин покраснеть от гордости.

Он обязательно победит, как бы ни был силен их враг.

Она сунула обруч под тунику, туго перепоясанную ремнем. Потом заметила, что у одного из больных солдат есть лук и стрелы. Она забрала у него лук, проверила тетиву и прикинула на руке. Конечно, он был больше того, к какому она привыкла, но на пару выстрелов ее хватит. Она закинула за плечо колчан со стрелами.