Артефактика. От теории к практике - Любовь Ремезова

— Можешь на улице на скамье подождать.

И обернулась ко мне. А я уже раскладывала вывязанные заготовки на столике, готовясь предъявить строгому наставничьему взору.

— Вот это рукава, это передняя планка, это задняя планка, но она еще немного не довязана, — частила я, волнуясь, как будто не выпускница школы артефактики, переделавшая прорву полноценных самостоятельных работ, а зеленая приготовишка.

Будто госпожа Аста сама не видит, что спина свитера еще не довязана!

Наставница же пристально рассматривала мой труд. Лицевую сторону, где не было ничего, кроме собственно лицевой стороны свитера. Изнанку, на которой я своим волосом вышила оберегающие знаки. Там, с внутренней стороны, по подолу и манжетам еще самые обычные бытовые руны шли — на прочность, на носкость, на чистоту. На защиту от моли. Все вышила, что вспомнилось, лишь бы никто, взглянув на мое рукоделие особым взором, не усомнился — вещь самая обычная. И если заклята, то только на самые обычные, практичные моменты.

Пока мастерица пристрастным взглядом изучала представленную ее взгляду работу, я отчаянно нервничала, вспоминая, где петля неудачная, где стежок кривой, и одновременно радовалась, что дел там осталось на самом деле чуть — только заднюю планку довязать и сшить заготовки в единую вещь. Ну и конечно, недостатки исправить, если укажут…

— Тут и тут подправить надо. А на левом рукаве знак на износостойкость слишком близко к краю вязаного полотна положен — когда сшивать начнешь, следи, чтобы швом руну не повредить. Или спарывай и отступай от края.

Госпожа Аста положила проверенные заготовки назад на стол, отшагнула, изучая детали будущей защиты с расстояния, и вздохнула:

— Эх, зря ты ко мне в ученицы идти не хочешь. Я бы такую умелицу из тебя вырастила!

Я замотала кудрявой головушкой, торопясь отказаться, пока старая мастерица не привела какие-нибудь совсем уж убойные аргументы, которые отклонить будет не так просто.

Ну, не люблю я работу с нитью, не мое это. Вот камни, металлы — это да, это другое дело. И вообще, я обычный, самый что ни на есть классический артефактор, мне нравится моя профессия, я получила ее от отца и передам по наследству детям, если все в моей жизни сложится удачно.

Госпожа Аста, словно и не заметив моего отчаянного отказа, продолжила:

— А вот мастера твоего я не взяла, и никто из наших не взял, хоть он и искал ученичества!

Я опешила от свалившегося мне на голову вороха информации. «Никто из наших»? Их что, больше одного таких, как госпожа Аста, что ли? И мой мастер про них знал, раз просился в ученики? А как вообще взаимодействуют приверженцы древних, полуобрядовых направлений с официальной Гильдией?

Ощущение было такое, словно я ухнула в реку и меня понесло ее течение, накрыв с головой, и там, под этой рекой, вдруг обнаружилась еще одна река, и потоки эти как-то взаимодействуют, переплетаются, но не сливаются и катят, катят свои воды… Информации, открывшейся мне от этой небрежной, словно случайно брошенной фразы, было столько, что с ходу я ее всю и увидеть-то не могла. Я мысленно «вынырнула», мысленно «отряхнулась» и «погребла к берегу»:

— Госпожа Аста, а можно я у вас сегодня поработаю, а то у меня дома жуть и уборка?

Она кивнула с чуть затаенной в углах губ улыбкой.

А мастера она и не могла взять. Теперь, увидев, что мир чуть сложнее, чем я о нем думала, я понимала это ясно. Макс искал знаний, а я хотела защитить близкого человека. Разные цели, разная мотивация. Хотя не удивлена, что Максу, с его рациональным, пытливым умом, было интересно — что же от него прячут? Я улыбнулась этой мысли. Устроилась в уголке, в кресле-качалке, с задней планкой, спицами и клубками. Искоса взглянула на госпожу Асту. Она сидела в другом углу, в обычном кресле, со своим вязанием. И в углах ее губ по-прежнему пряталась теплая улыбка.

Мне было жутко интересно, правильно ли я догадалась. Ей было любопытно услышать мои вопросы. Я не собиралась их задавать. Аста не желала подталкивать.

Река в реке.

Я улыбнулась своим мыслям и принялась за вязание. Дело сегодня двигалось особо резво.

Руну на рукаве спарывать не пришлось, удалось положить шов аккуратно, а остальные мелочи и вовсе легко подправились. В итоге к вечеру я не только закончила работу, но даже и постирать свитер успела, чтобы волокна расправились и легли как надо. Аста, дай ей ее боги здоровья и побольше учениц толковых, показала, как быстро высушить любую вещь — эдакая смесь из магии и практической сметки, включающая в себя простыню и положенный на нее шепоток.

А теперь я смотрела на свитер у себя в руках, раскладывала его, гладила ладонями чуть влажную шерсть и не могла поверить, что все, труд мой завершен и осталась сущая малость — подарить!

Мамочки мои, как же я буду его дарить?! Приятное волнение, приятные мысли.

Безумно приятные мгновения!

Я вернулась домой вовремя и даже с получасовым запасом на то, чтобы собрать вещи. Тревор Драу, добросовестно не отходивший от меня ни на шаг, не спешил меня покидать, даже когда я вновь оказалась под защитой маски. Чувство прекрасно выполненной работы подарило мне на редкость благостное настроение, а потому я сжалилась над служивым, заварила ему чай и выложила на стол хлеб и сыр. Сверлящее неодобрение из его взгляда стремительно испарилось — недаром все-таки от матери к дочери передается простая истина про мужчин и желудки. С чувством выполненного долга я вышла с кухни и только тогда позволила себе окинуть внимательным, а не беглым взглядом свое жилище.

Госпожа Рена постаралась на славу. Ничто теперь не указывало на то, что еще недавно здесь все было заляпано кровью. Разве что пропали несколько подушек с подоконника и маленький коврик, подаренный мне братом на новоселье. Добрая женщина, наверное, не теряет надежды их спасти.

Так что все было как раньше. И при этом — совершенно чужое, не мое. Точно такое же ощущение у меня было по первости, когда я только въехала и еще не устроилась. А теперь оно вернулось, когда пришло время покинуть дом № 37 по улице Зеленщиков.

Не теряя больше ни минуты, я взгромоздилась на стул и полезла на шкаф за сумками.

К Максу я решила взять только самое необходимое — одежду и личные принадлежности. Даже учебники и конспекты, поразмыслив, оставила пока здесь. А уж многочисленной мелочовке, которой я за четыре года полностью самостоятельной жизни обросла, как пруд ряской, там точно делать нечего. Потом перетащу, когда найду новое жилье. Заодно и ревизию проведу, что из этого стоит сохранить, а чему место на помойке.

Так что, когда драгоценный негромко постучал в дверь, я была полностью готова.

— Все собрала? — Макс выглядел каким-то взъерошенным и не на шутку обеспокоенным.

— Кажется… — Я даже как-то растерялась в первые мгновения, наблюдая за тем, как он стремительно пересек комнату, пожал руку стражнику и сообщил, что тот может быть свободен.