Святой Илья из Мурома - Борис Алмазов

Только что перед этим состоялось одно из бесконечных совещаний с византийскими послами и корсунскими парламентёрами. Они говорили о том, что наступление Владимира захлебнулось. Та насыпь, которую вяло строят воины князя, чтобы по ней перебежать через стену в город, постоянно разрушается корсунцами, ежедневно выходящими на вылазки. Говорили о том, что дружина князя, наполовину состоящая из крещёных славян, со своими единоверцами воевать не хочет. И не сегодня завтра может обратиться и противу князя. Прямо об этом не толковали, но припомнили к слову, как неожиданно погиб на перекатах днепровских Святослав, который шёл к граду Киеву церкви жечь и христиан резать.

Князь в ответ куражился, откровенно грубил воспитанным и строго державшим дипломатический этикет византийцам. Но про себя понимал, что дела обстоят именно так, как говорится послами. Чтобы переменить тему, опять заговорил о своей женитьбе на Анне.

— Анна за язычника замуж не пойдёт! — холодно и веско сказал посол.

— Вот возьму Корсунь — и крещусь! — смехом отвечал князь.

На что византийский посол, худой, хрящеватый старик, коротко, по-византийски, стриженный, с бритым сухим лицом, без улыбки сказал:

— С небесами не шутят, князь!

Резанули слух Владимира эти слова. Ему и самому иногда, в ночной бессоннице, становилось страшно. Для него, как для всякого человека того времени, существование было жёстко разделено на мир добра и мир зла. И язычники, и люди иных вер иначе жизнь не воспринимали.

«Так кому же я служу?» — иногда думалось князю. И становилось жутковато, как тогда, в ночь последней размолвки с Рогнедой, когда явственно почуял он присутствие чего-то высшего, им незнаемого, и принял неожиданное для себя решение.

«С небесами не шутят, князь».

Владимир не нашёлся что ответить, чем отшутиться. После ухода послов он долго бродил по берегу, перепрыгивая с камня на камень, сидел на колючей, ноздреватой и тёплой поверхности, швырял мелкие камушки в море...

— Князь! Князь! — кричали бегущие к нему воины. — Хорошая весть!

Владимир как козел заскакал по камням им навстречу.

Тучный переводчик-грек, держа записку в бритых синих руках, перевёл: «Вода за тобою сзади, с востока».

— Ну, — крикнул князь, обращаясь к бездонному вечернему небу и подбрасывая горсть мелкой гальки вверх, — если сбудется сие — крещусь!

Трубы отыскали быстро. Дружинники и чёрные мужики, следовавшие за войском, быстро перекопали водопровод, и драгоценная вода, тёкшая из родника и поившая город, бесполезно пошла в море.

В тот день у городских фонтанов, где всегда собирались женщины с кувшинами, явственно обрисовался облик смерти. Город начал погибать от жажды.

Через пять дней ворота отворились и навстречу дружине князя начали выходить изнемогшие от жажды защитники. Они шли длинной вереницей, бросая к ногам победителей мечи, копья, щиты. Но не было радости на лицах славян и русов. Многие отвязывали висевшие у пояса баклаги и отдавали пленным. Те с благодарностью припадали к воде.

Без всякой команды и приказа чёрные мужики починили разрушенный водопровод, и вместе с киевской дружиной в город пришла вода. Может быть, это чуть скрасило горечь поражения и ненависть к вероломному врагу утишило. Исстрадавшиеся дети плескались в мутных водах фонтанов и жадно пили.

Владимир занял несколько зданий богатых горожан и стал праздновать победу, но праздник не получился. На его пир собрались только несколько бояр и воевод. У большинства же сразу нашлись какие-то неотложные дела.

Вин понатащили много. Привезли во всего Крыма. Выбивали у бочек дно и пили как воду! Непривычные к вину, славяне напивались как свиньи. Валялись, на потеху грекам, в лужах вина. Старшие дружинники-христиане тычками и оплеухами растащили всех бражников по постоям. А княжеский пир только набирал силу. Владимир пил полными чашами, лил драгоценное, многолетнее багровое вино на княжеские одежды. Захмелев, скинул кафтан и проливал вино на белую, вышитую по вороту оберегами княжескую рубаху...

— Точно в крови купается! — сказал немолодой рус, стоявший в страже, своему однополчанину.

— Бес его крутит! — ответил тот.

Владимир пытался петь и плясать. Но пьяна и бессмысленна была его песня, а плясать не мог — ноги не держали.

— Вишь, как греки-то на него смотрят! — говорили меж собою дружинники. — А как на него смотреть: свинья — она и есть свинья.

Спьяну решил Владимир отблагодарить Анастаса, который выдал водопровод киевлянам. Его разыскали и притащили.

Анастас оказался седым стариком, суровым и молчаливым. Он отказался пить вино и отказался принять за своё предательство награду.

— Вона ты какой! — пьяно кричал князь. — Гордый! И казны не берёшь! А для чего же ты про воду нам сказывал? Али злобу на кого имеешь? Али городу мстишь?

— Я Корсунь пуще жизни люблю... — глухим голосом ответил Анастас. — Его оберегая и жителей его блюдя, открыл я вам про воду.

— Да как же «оберегая и блюдя»? — смеялся князь.

— А вот так, — сказал суровый Анастас. — Городу в осаде не удержаться. Ворвались бы вы сюда штурмом — так и город бы погиб. А Господь вразумил меня дело сие содеять и принять вас в город без боя. Город цел...

— А не боишься, что твои согорожане, соседи твои тебя проклянут за измену твою?

— Я городу не изменял, — упрямо повторял поп Анастас.

— Как же не изменял, когда воды его лишил... И покориться заставил?

— Господь заповедал: «Кроткие наследуют землю».

Смутное воспоминание заставило Владимира протрезветь. Припомнился ему и Святополк, в горнице лежащий, и Олег, затоптанный в сече...

«Кроткие наследуют землю...» — это говорил ему проповедник греческой веры долгими беседами зимними, когда Владимир уверялся в истинности православия.

— А ты не гадатель? — спросил он Анастаса.

— Нет, — коротко ответил старик.

— Сказать мне о будущем ничего не можешь?..

— Могу.

— Ну-ко?.. Что же мне делать?

— Не пить вина. Жениться на Анне и крестить, народ свой, Богом тебе на сохранение данный. И строить державу новую, православную...

— А за меня, за «рабычича», царевна не пойдёт! — куражась и кривляясь, говорил пьяный князь. — Я — нехристь! Не пойдёт!

— А ты крестись, — сказал византийский посол. — Ты крестись, и тогда станет возможным ваш брак!

— Крещусь! — пьяно прорёк Владимир, — Только пущай сначала сюды приедет. Пущай приедет!

Победа киевлян в Крыму была полной неожиданностью для Византии. Однако старое, державшее в руках половину известного тогда мира государство было готово к любым неожиданностям. Византия так нуждалась в союзнике, что когда до Константинополя дошли, конечно в дипломатическом изложении, слова Владимира о желании жениться на Анне, то, несмотря на все её мольбы и угрозы покончить с собой, её погрузили на корабль и отправили в Крым. Только одно непременное требование выдвигали греки: «Князь должен быть крещён».