Цикл «Идеальный мир»: Реквием по мечте - rrrEdelweiss

— Боишься, да? — Огонек присел на корточки рядом и снова склонил голову вбок. Что-то страшное вырвалось из глубины его глаз и теперь заполняло их безумием цвета крови. — И правильно делаешь… Хочешь смерти? — Черный прикрыл глаза, показывая, что да, он сдался и просит милости. — Прости, бро, — резкий взмах руки, который Дрэгстер даже не успел уловить — и черный рухнул на пол, корчась в агонии и задыхаясь. Под его телом начала стремительно разрастаться лужа того же цвета, что и взгляд глаз мучителя. Не осознавая, что делает, огромным усилием воли Дрэг повернулся на бок и из последних сил зажал здоровой ладонью обрубок, из которого хлестала кровь. Он пытался хоть как-то остановить ее ток, дать себе хотя бы малейший шанс на спасение: даже сейчас, сходя с ума от боли, даже таким, лишенным ног и кисти, жить хотелось невероятно! Так же сильно, как отомстить. — Твоя рука нужна еще теплая, иначе не получится трюк с отпечатком. Я как-то пробовал по неопытности сначала убить, потом рубить с трупа — так замок не сработал, и меня самого едва не прикончили. Потом Сток научил, как правильно, — он отошел к мотоциклу, достал что-то из багажной сумки и аккуратно завернул окровавленную черную руку в наручнике, на котором покачивались несколько звеньев цепи, в тонкое покрывало, удерживающее тепло, надежно подоткнув со всех сторон, чтобы температура осталась неизменной. — Тут знаешь в чем фишка? Ведь сенсор реагирует не только на рисунок ладони, он знает и нюансы твоей терморегуляции и положения пальцев. Я по старой привычке вожу с собой то, что позволяет все это идеально сохранить без каких-либо искажений, — он распрямился, снова посмотрел на корчащееся на полу тело и выпустил струйку дыма почти докуренной сигареты. Только одна заканчивалась — он сразу же начинал новую. — Да и на пикниках такой пледик пригождается на землю подстелить… Вот теперь тебя можно и грохнуть, но… ты убил ребенка, помнишь? Карабина бы не стала требовать такой мести, да и Троттл никогда не был по-настоящему жесток. Жена моя пришла бы в ужас, узнай она о том, как я провел вечер… А вот душа пацана жаждет отмщения, поэтому, — он достал из-за мотоцикла канистру, которая была скрыта от пленника до этого момента за колесом, и открутил крышку, — я не могу дать тебе так просто умереть. Взорвать тут все было б надежнее, но… Ты должен помучиться, чтобы душа моего деверя обрела покой.

С этими словами он подошел к хрипящему пленнику, срезал с его ног орудие пыток, аккуратно упаковал в целлофан и прикрутил к мотоциклу. После этого быстро разлил топливо по пещере, но оставил вокруг черного чистый пол и проследил, чтобы на него самого горючее не попало — даже пнул безвольный хвост ближе к телу носком ботинка. Огонь должен подбираться к телу долго и медленно, сводя своим жаром с ума того, кто причинил столько боли его семье. Скорчившийся на полу марсианин никак не реагировал на происходящее и лишь скулил, а под ним все сильнее расплывалось буро-красное пятно.

— Что ж, капитан, — Огонек оседлал байк и завел мотор, — до встречи в чертогах великого Марса! — Он плюнул докуренную, но еще тлеющую сигарету в лужицу бензина и резко дал по газам, уносясь прочь из пропахшей ужасом и смертью пещеры.

А за его спиной поднялась стена пламени.

Огонек. Предатель

Спустя 16 лет 8 месяцев после победы над Плутарком.

В воздухе висел густой сигаретный дым. Пепельница за последний час заполнилась окурками настолько, что некоторые валялись вокруг нее на рабочем столе. Не замечая этого, Огонек пустым взглядом смотрел в экран — единственный источник света в темном кабинете. Руки тряслись, и мышь никак не мог унять эту дрожь. Он то и дело неловко задевал то стопку документов и канцелярские принадлежности, то приборы, то пачку сигарет, и они падали, рождая в его мозгу воспоминания об обвале, который однажды погреб под собой его мать и сестру. Он чувствовал, что в эти минуты, совсем как тогда, снова рушатся основы самой его жизни, его души, его веры.

Под приказом на выдворение Чарли с Марса стояла собственноручная подпись Стокера. Под приказом на убийство Троттла и Карабины стояла подпись Стокера. Под приказом на создание комиссий по депортации стояла подпись Стокера. К расшифровке аудиозаписи последнего эфира Карабины были приложены комментарии Стокера, на которых его уставший хриплый голос объяснял, будто рассуждая сам с собою, почему передачу ведет именно она. На документе, указывающем координаты точек авиаударов, впоследствии выданных за нападение крыс, стояла личная подпись Стокера. И целый ряд видео свидетельствовал о том, что именно он отдавал распоряжения и контролировал все, что происходило на Марсе.

А Скаббард только послушно и безропотно исполнял волю своего Лидера.

На всех документах стоял гриф «Совершенно секретно», и папки были особым образом спрятаны. Но Огонек после разговора с Дрэгстером знал, что хотел обнаружить, имел нужные коды и поэтому смог найти. Конечно, доверенный телохранитель ко всему этому доступа не имел — ему не хватало опыта и знаний, чтобы копнуть так глубоко. Но вскрыв один зашифрованный файл, Огонек смог понять, как добраться и до остальных.

Вот только нашел он совсем не то, что ожидал. Или… именно то, о чем давно знал, но сам себе не хотел признаваться, предпочитая обманываться и не замечать очевидного? И лишь только сейчас, когда его сознание, до последнего отказывавшееся принять личность диктатора и его роль в судьбе родной планеты, больше не могло игнорировать знакомый росчерк, который горел пламенем на сетчатке, он признал: его друг, его учитель, его… отец был виновен во всем, за что так хотелось мстить. И это заставляло гореть изнутри, молча кричать, снова и снова смотреть на документы в надежде, что морок рассеется, и все станет как прежде.

Но как прежде больше не будет. Больше некуда отступать, не за чем прятаться: его идол превращался в пепел и катился к песьей матери с пьедестала, на который Огонек возвел его. И каждый новый прочитанный файл низвергал того, на кого он всегда равнялся, все ниже.

Он отчаянно желал никогда не находить доказательств, которые получил такой кровавой ценой. Хотел закрыть глаза и отмотать жизнь назад, очнуться где-то не здесь, но продолжал смотреть на открытые на экране документы и понимал, что вот она — его реальность.

Тот, кому он верил, сам предал свои слова о целостности и взаимосвязи марсианских видов, приказав