Война в немецком тылу. Оккупационные власти против советских партизан. 1941—1944 - Эрих Гессе

Такое же положение было характерным и для крупных городов Украины. Так, по официальным немецким сообщениям, в Харькове, оставшись без пайков, голодала треть его населения. Колхозы же на селе отказывались принимать в свои ряды дополнительных членов, прибывавших из городов, и кормить их. В то же время рынок продолжал существовать только за счет обмена товарами.

На таком положении с продуктами питания, прежде всего в Восточной Украине, сказалось то обстоятельство, что при отходе части Красной армии уничтожили большие запасы зерна. Взорванные молокозаводы, а также опустошенные совхозы и колхозы наглядно демонстрировали деятельность истребительных частей и радикальное ограбление голодавшего населения. Вскоре цены на продукты питания взлетели до заоблачных высот. Так, за одну картофелину просили рубль, а за пачку табака – 120 рублей. И это притом, что месячное жалованье работающих людей составляло примерно 600 рублей.

Когда же немецкий генеральный комиссар[105] ввел с 1 февраля 1942 года запрет на повышение оплаты труда и цен, согласно сводке начальника IV управления РСХА о положении дел в СССР № 187 от 30 марта 1942 года (NO 3237), все товары с прилавков мгновенно исчезли, а после отмены данного указа появились вновь. Этим обстоятельством не замедлили воспользоваться партизаны, чтобы уронить престиж германских распоряжений и для распространения мнения о том, что люди вынуждены голодать в интересах чуждого им правительства.

Так, в донесении экономического отдела при штабе группы армий «Юг» за апрель 1942 года от 1 мая (NG 1089) сообщалось о том, что население «познакомилось с безработицей только после начала немецкой оккупации». Однако в данном случае нельзя не отметить, что в областях, до конца находившихся под военным управлением, положение дел было не таким уж и безнадежным. Оно оказалось катастрофическим только там, где бразды правления находились в руках гражданской администрации.

В таких условиях голодавшие люди с озлоблением смотрели, как эшелоны с продовольствием покидали их многострадальную землю. Да иного и быть не могло, ведь по немецким планам распределения товаров потребности украинского гражданского населения удовлетворялись в последнюю очередь – лишь после вермахта, различных германских служб и организаций, а также поставок в рейх. Еще на совещании 16 сентября 1941 года Геринг напутствовал своих экономических функционеров следующими словами:

«На оккупированных территориях гарантии в обеспечении продуктами питания должны принципиально распространяться только на тех, кто работает на нас. В завоеванных восточных областях нельзя допускать, чтобы остальные части населения получали продовольствие в таком же объеме, что и они. Будет большой ошибкой, если в результате часть продовольствия окажется перераспределенной и отнятой у армии, что неизбежно вызовет ее повышенное снабжение за счет родины» (PS 318, ND, т. 4, с. 611, ND, т. 39, с. 423, док. 180-СССР).

О масштабах вывоза продовольствия и сырья с оккупированных территорий свидетельствует докладная записка Розенберга Борману от 17 октября 1943 года (PS 327). Согласно этому докладу, по состоянию на март 1943 года только из Украины было изъято: 3 950 000 тонн зерна, 100 000 тонн посевного зерна, 5300 тонн льна, 5000 тонн шерсти, 145 000 тонн бобовых культур, 796 000 тонн масличных семян, 49 000 тонн масла, 1 372 000 тонн картофеля, 3100 тонн меда, 220 000 тонн сахара, 6500 тонн рыбы, 5000 тонн хлопка, 1500 тонн лекарственных трав, 300 000 тонн риса, 4 000 000 тонн соломы, 2 120 000 голов крупного рогатого скота, 450 000 свиней, 406 000 овец, 14 100 000 голов домашней птицы и 420 000 000 штук яиц.

Не случайно, когда 6 августа 1942 года из оккупированных восточных территорий в Германию прибыл трехтысячный эшелон с продовольствием, Геринг заявил, что Восток «спас Германию уже сегодня».

Основы национал-социалистической восточной политики неизбежно приводили к тому, что огромный потенциал, крывшийся в симпатиях к немцам и готовности к сотрудничеству с оккупационными властями населения, в особенности со стороны национальных меньшинств, оставался полностью незадействованным.

Образ политических действий германского государственного руководства остается тем более неясным, что ни ведение им войны, ни его стремление к установлению господства немцев при всей их порочности не дают оснований понять, почему оно решительно противилось попыткам народов в создании самостоятельных государств, например, на Украине или в Прибалтике. Ведь было совершенно очевидно, что ошибка крылась именно в неоказании им помощи в этом вопросе. Подобную политическую практику можно объяснить только особенностями шаблонного национал-социалистического мышления, основывавшегося на воспоминаниях о давно ушедших в историю завоевательных походах и перемещениях народов.

Правда, политически опытная и разумная часть немецкого государственного руководства устремлениям небольших восточных народов к созданию самостоятельных государств открыто симпатизировала. Тем не менее со стороны более связанных с партией мощных сил такие устремления отрицались и подавлялись. В результате подобная деятельность этих мощных властных сил во главе с Гитлером, Гиммлером и Борманом уже очень скоро привела в восточных областях к разочарованию в Германии всех развившихся и надеявшихся на нее политических сил и их примыканию к активным противникам германского господства.

Если знать ту напряженность, которую создавали почти все аспекты немецкой восточной политики внутри германских эшелонов власти, то удивление по поводу осуществлявшейся ими катастрофической практики отпадает. К длительным раздорам отодвинутого в сторону и борющегося за свои права министерства восточных оккупированных территорий во главе с Розенбергом с непосредственно подчиненными Гитлеру имперскими комиссарами добавились конфликты, как между отдельными имперскими министерствами, так и рейхсминистров с Розенбергом за право голоса в решении вопросов восточной политики.

О важности вышеназванных противоречий свидетельствует личное послание Розенберга Гитлеру от 18 ноября 1944 года (NO 1815), в котором он излагает свои мысли относительно восточной политики и жалуется, что ему не дают лично общаться с фюрером, отодвигая от решений присущих его министерству вопросов. Референты Гитлера зафиксировали и спор, разгоревшийся между Розенбергом и Кохом, в котором рейхскомиссар Украины Эрих Кох пытался добиться, чтобы его заслуги были оценены по достоинству, а проводимые им мероприятия одобрены. В том споре Гитлер встал на сторону Коха и поддержал безрассудные действия последнего. В этой и других словесных баталиях, зафиксированных в протоколах и стенограммах выступлений Гитлера в ходе обсуждения обстановки у себя в бункере и на различных военных конференциях в 1942–1945 годах, изданных Гельмутом Хайбером в Штутгарте в 1962 году, отчетливо просматривается, насколько сильным было противоборство различных интересов и точек зрения в высших эшелонах власти национал-социалистической Германии.