Тварь непобедимая - Михаил Тырин

Ни в каком кошмаре Киче и Мустафе не могло привидеться, что погожим летним утром из распахнутых дверей больницы выйдет Дубровин – живой и в определенном смысле здоровый. Он сам, без посторонней помощи, спустился по ступеням, опираясь на две трости, от которых надеялся скоро избавиться. И сразу угодил в объятия встречающих. Это были, как на подбор, высокие полнокровные мужчины в хорошем теле, ухоженные, белозубые, источающие запах власти и богатства.

На них не сверкали огромные перстни, не болтались золотые ошейники, сотовые телефоны и прочие побрякушки – эти примитивные знаки веса и благополучия. Они и так выглядели вполне благополучно.

Они смеялись, поздравляли Дубровина, обнимали и жали руку, про себя отмечая его бледность, слабые редкие волосы, ввалившиеся глаза. Но в этих глазах горел огонь.

Недолгий переезд в тяжелых и мощных машинах, сверкающих черной полировкой, охотничий домик за городом, новые встречи, новые поздравления, традиционная баня, праздничный обед. Дубровин возвращался на свою орбиту.

И наконец, камин, кофе, сигары – первый разговор о делах. Улыбки и поздравления отошли на второй план. Воскресший золотой магнат объявил свое первое желание...

* * *

Неожиданная и шокирующая новость распространилась по городу за каких-то три или четыре часа.

С утра она разбежалась по прокурорским и милицейским кабинетам, затем шквалом телефонных звонков пронеслась по складам и офисам, к полудню об этом твердили торговцы на рынке. А в течение дня уже весь город узнал, что накануне ночью в своем доме был убит Мустафа.

Как всегда, никто ничего точно не знал. Говорили, что утром его нашла врач-массажистка. Якобы весь дом был залит кровью и даже на потолке обнаружились брызги. Двое его людей, постоянно находившиеся рядом, исчезли. Негр-уборщик либо тоже убит, либо в больнице.

Мустафу знали все. Он казался незыблемым, самым устойчивым из всех городских авторитетов. Он уже и не считался бандитским атаманом в чистом значении, его знали как бизнесмена, умеющего при нужде применить жесткие меры. Новость о смерти вызвала растерянность как у друзей, так и у людей, не имеющих к его делам отношения. Что касается врагов, то их у него по большому счету и не было.

Поздно вечером Ганс и еще несколько парней из необстрелянного молодняка сидели в раздевалке спортзала и ждали распоряжений от старших. Дело могло найтись в любой момент. С обеда в городе работало уже с полсотни человек, которые хлопотали насчет похорон. Молодых пока держали в резерве.

После десяти вечера в дверях показался адвокат Трюхин – один из многочисленных прежних помощников Мустафы. От него уже разило водкой, светлый замшевый пиджак болтался на пальце, галстук был расслаблен.

– Какие новости? – спросил он от дверей. – Ребята не заезжали?

– Ждем, – ответил за всех Ганс.

– Посижу у вас немножко, – проговорил адвокат и тяжело опустился на скамью. Стало видно, что он за день вымотался до предела.

– Что там на улице делается? – спросил Ганс.

– Договариваемся, – вздохнул Трюхин. – Поминки решили в «Колизее» делать. Стол на четыреста мест, да и то не хватит. В два приема придется. Я с его мамашей сегодня полдня был, успокаивал.

– Ему правда пальцы отрубили?

– Пальцы? – Адвокат удивленно посмотрел на Ганса. – Кто тебе сказал? Нет, там не пальцы, там... круче. Его к стене прибили за руки вот такими вот гвоздями. Ну и стамеска в сердце. Сделали чисто, суки, почти без крови. Я ж там вперед ментов уже был. Потом стали этого... негра его искать. Нашли в шкафу – сидит там, скулит, рожа вся в кровище. Тронули – как заорет... Потом глядим – а у него глаза выколоты. С-суки... – Он с яростью сплюнул.

Всех присутствующих пробрал холодок от таких подробностей. Каждый представил себе Мустафу, прибитого к стенке, со стамеской в сердце. Никому не верилось, что его можно так вот просто, стамеской, как свинью. Если б снайпер – тогда еще куда ни шло, но стамеска...

– Вы вот что, – проговорил адвокат, – определяйтесь, кто куда идет. На поминки надо будет двух-трех ребят на улицу выставить, чтоб одеты были хорошо, чтоб говорили без матюков... Люди будут мимо идти – надо бы предлагать зайти, помянуть.

– Всем, что ли? – недоверчиво спросил Кот.

– Всем, всем. Боишься, водки не хватит? Не боись, у нас спонсор похорон – спиртзавод Жени Бобра. И вот еще что. Кому-то надо прошустрить все клубы, дискотеки, чтоб в день похорон никаких танцулек-свистулек. А то что это – у людей беда, а какие-то мокрососы веселятся. Что там еще... Ну, с радио я сам договорюсь – подберут путевый репертуарчик на день. А, вот еще, надо пару ловких ребят. В ночь проехать по всяким райсоветам, райсобесам, судам – везде, где есть флаг. Чтоб утром на каждом флаге черная ленточка висела. Ну, вот пока все. Определяйтесь, кто куда. – Он посмотрел на часы и со вздохом поднялся. – Будьте здесь пока, может, сейчас цветы привезут.

– Народ уже вовсю поминает, – заметил Шиза, когда дверь за Трюхиным закрылась.

– Сказано сидеть – будем сидеть, – ответил Ганс.

– Слыхали новость? – подал голос Япон. – Аслан за сегодня девять квартир в городе снял. Сейчас, блин, понаедут землячки из Баку. Войско собирает, мать его...

– Кровь будет, – угрюмо проговорил Кот.

– Я лучше в ментовку работать пойду, чем под черных, – сказал Шиза. – Это ж ведь черные Мустафу прижарили, как пить дать.

– Вряд ли, – качнул головой Япон.

– Точно! За Гусиный рынок посчитались. Мустафа же хотел, чтоб все из колхозов через него шло. Я сам на трассе стоял, фуры с картохами и морковками тормозил...

Время уже шло к одиннадцати, а, кроме адвоката, никто так и не заглянул.

– Ну че? – проговорил Кот. – Я, может, в магазин?

– Ладно, давай, – кивнул Ганс и поискал вокруг сумку-визитку с деньгами. Потом вспомнил, что случайно оставил ее в машине у Кичи, и махнул рукой.

Вскоре Кот вернулся, выставил литровую бутылку водки, бросил рядом мясную нарезку в целлофане, консервы и хлеб.

– Не чокаемся, – напомнил Япон, когда пластиковые стаканчики были наполнены до краев.

– Не цепляет, – пожаловался Кот, опорожнив свою емкость.

– Обожди... – кисло усмехнулся Япон. – Сейчас похороны пройдут, зацепит. Всех так зацепит, что мало не покажется.

– Кровь будет, – пробормотал Кот, залезая пальцами в банку с огурцами.

– А кто теперь вместо Мустафы может быть? – спросил Шиза.

– Дурак ты, – в сердцах ответил Япон. – Мустафа тебе что – директор овощебазы? Думаешь, сейчас люди соберутся и нового начальника назначат? Ни хрена! Сейчас народ район рвать по кускам начнет. Если бригадиры договориться не успеют – все, кранты!

Кот опять пробормотал что-то насчет крови. Затем разлил по новой и определил опустевшую бутылку под стол. Однако никто не успел прикоснуться к стаканчикам, поскольку на улице яростно заскрипели тормоза.