Соперницы - Джессика Мэннинг

Анриетта нажала на спусковой крючок. Кусок свинца, вырвавшийся из ствола, размозжил в щепки ступеньку, на которой стоял герцог, и Дювалон с трудом удержался на ногах, потеряв равновесие. Он снова посмотрел на жену, и на этот раз выражение его лица сильно изменилось. Из взгляда пропали надменность и жестокость, зато закрался страх.

– В следующий раз, когда я спущу курок, Александр, Богом клянусь, я прострелю тебе голову. Я не позволю тебе разрушить право на счастье моей дочери, как ты разрушил все, чего когда-либо касались твои алчные руки.

– Анриетта, он же просто использует ее, неужели ты не понимаешь?! Все ниггеры такие.

– Оставайся при своем мнении, Александр, это твое право. Но я не позволю тебе отправиться за ними. Подойди сюда и встань на веранду.

Герцог сделал то, что велела ему жена. Она зашла ему за спину и приказала:

– А теперь иди по веранде к дальнему концу дома. И иди медленно, я не собираюсь бегать за тобой. Пуля быстрее. Мои нервы сегодня натянуты до предела, не стоит бесить меня.

– Я буду преследовать ее, Анриетта, ей не уйти от меня. А когда я найду их, этого грязного извращенца, этого ублюдка черномазого я кастрирую и повешу на первом же суку, а ее притащу за волосы домой. Она станет женой Жильбера Гадобера.

– Не отвлекайся, Александр, иди вперед.

– Ну и куда же мне идти, Анриетта? – спросил Дювалон с издевкой в голосе. – Что ты со мной сделаешь?

– Иди на кухню.

Они обогнули веранду, и тут герцог заметил Сеси, с ужасом взирающую на происходящее.

– Ты тоже в этом замешана? – спросил он Сеси с ненавистью. – Я тебя продам в самый грязный бордель Нового Орлеана, тварь…

– Никого ты не продашь, – прервала его Анриетта, больно ткнув в спину тяжелым стволом. – Ну, как тебе нравится, когда тебе причиняют боль, ты, животное? – спросила она и ткнула еще сильнее.

Когда они зашли на кухню, рабы пооткрывали рты, забыв о работе. Амбруаз даже поварешку из рук выронил.

– Что уставились? – спросила Анриетта; ее явно начинало забавлять происходящее. – Я не собираюсь оставаться без ужина. Ни разу не видали семейных ссор? – Рабы, которые никогда не видели свою хозяйку такой, отвели глаза и вернулись к своим обязанностям. Мужу Анриетта приказала: – Стой здесь.

В дальнем углу находилась овощная яма, туда Анриетта и велела идти герцогу.

– Открывай дверь. – Дювалон подчинился. – Полезай в яму. – Герцог опять сделал то, что ему приказали. – Зажги свечу, если хочешь, тебе там долго сидеть. Еды тебе хватит, если проголодаешься.

Она закрыла дверь и повесила амбарный замок.

– И как долго ты собираешься меня здесь держать? – услышала Анриетта приглушенный голос мужа.

– Двенадцать часов, Александр. Так ты не сможешь помешать Алисе и Блезу. Они уже будут обвенчаны к тому времени и на пароходе, направляющемся в Канаду. Ты не сможешь их найти там, герцог. Там никто не осудит их, никто не посмотрит косо. Они смогут любить друг друга. Ты помнишь, что такое любовь, Александр? Или ты никогда не знал этого?

Анриетта обернулась к рабам и весело сказала Амбруазу, который так и стоял с открытым ртом:

– Принеси мне чего-нибудь выпить, Амбруаз, да покрепче.

Когда дети, взволнованные произошедшим, прибежали к деду, он долго не мог понять, что они пытаются сказать ему. Они говорили хором, да так громко, что с кухни прибежала тетушка Лолли.

– Так, – скомандовал Теофил, – тихо все! Денис, ты здесь старший, тебе и рассказывать.

Когда Денис закончил свой рассказ, Теофил переглянулся с тетушкой Лолли.

– Ну, что я говорила? – сказала негритянка, уперев мощные руки в необъятные бедра. – У них жар. Они перегрелись на солнце. Тут вам и вудуисты, и беглые каторжники, и змеи с отрубленными головами. Говорила ведь я вам, месье Теофил, нечего в такую жару разгуливать под палящим солнцем.

– Но, дедушка, – заговорила Флер, – это правда. Мы правда были на пруду, где собираются вудуисты. И мы правда видели каторжников, они даже нас едва не нашли. И Денис правда отрубил голову змее, которая собиралась съесть Бланш.

– А ну цыц! – скомандовал Бошемэн-старший. – Тебе, Флер, слова никто не давал. А если у вас не тепловой удар, то, значит, вы врете. А я вам говорил, что нет ничего хуже, чем врать.

– Дедушка, – едва не плача от такой вопиющей несправедливости, заговорила Бланш, – но это же все взаплавду.

– Так, – Теофил гневно посмотрел на Дениса, – ты и сестер врать надоумил? Вот что, марш в комнату, я видеть вас больше сегодня не желаю. Считайте, что вы под домашним арестом. Лолли принесет вам ужин в комнату.

Дети, понурив головы, отправились наверх. Когда их шаги затихли, Теофил покачал головой. Он очень расстроился.

– Ах, Лолли, ну что я сделал неправильно? Почему они выросли такими лгунами? Если бы их родители были живы…

– Не казните себя, месье Теофил. Это не ваша вина. Никто бы не смог дать им столько, сколько дали вы.

«Прекрасная креолка» практически побила рекорд по времени. Сразу, как только Алиса и Блез поднялись на борт, капитан Калабозо приказал своим людям отдать швартовы, и корабль прибыл в доки Нового Орлеана под вечер. Алиса и Блез в сопровождении капитана и нескольких членов его команды направились в ближайшую церковь. Там их уже ждал молодой священник, предупрежденный о церемонии заранее.

Бартоломи постоянно оборачивался на вход в церковь, ожидая, что вот-вот двери распахнутся и внутрь ворвется герцог Дювалон со сворой негров-переростков, и тогда ему точно придет конец. Но никто не врывался, и церемония продолжалась. На церемонии присутствовали только священник, Алиса под руку с Блезом, капитан Калабозо, как свидетель со стороны невесты, боцман с «Прекрасной креолки», как свидетель со стороны жениха, и еще пара матросов покрепче на всякий случай. Священник, кстати, оказался хорошим знакомым Анриетты, поэтому ему не пришлось ничего объяснять.

Капитан внимательно наблюдал за церемонией – не так уж часто ему доводилось быть свидетелем на свадьбе. Церковь Святого Антония была, конечно, не такой большой и роскошно обставленной, как собор Святого Людовика в центре Нового Орлеана, зато здесь было как-то по-домашнему уютно и спокойно. А кроме того, гораздо меньше была вероятность, что кто-то помешает им. Священником был совсем еще молодой мужчина невысокого роста, худой, но с очень приятным лицом и светлыми кудрявыми волосами. Он выглядел именно так, как и должен выглядеть священник, думал про себя капитан Калабозо, как взрослый, оставшийся ребенком. Он говорил слова брачного обряда чистым, спокойным и каким-то уверенным светлым голосом. Капитан посмотрел на Алису и Блеза, которые стояли вполоборота, глядя друг на друга. Отблеск свечей от алтаря сиял на их лицах, точно нимб. Капитану казалось, что любовь светилась в глазах молодых людей так сильно, что свет, просачивающийся через витражи окон, и пламя свечей меркли.