Гладиатор нового времени - Алекса Йейл

стала стальной, толчки потеряли ритм. Вонзившись еще глубже, Берт содрогнулся. Раз. Другой.

Пока он громко стонал, Корделия чувствовала, как член внутри нее пульсировал. От вида Берта в муках страсти ее охватил восторг. Разомкнутые губы, натянутые жилы на шее. В ответ на его наслаждение измученное тело Корделии выдало еще один запоздалый экстатический спазм.

Когда Берт ослаб у стены, она рухнула ему на грудь и прикрыла глаза. Оба вспотели, и взмокшие тела льнули друг к другу, источая запах секса.

— Не знаю, что у меня взорвалось, голова или яйца, — лениво сообщил Берт. — Не припоминаю, чтобы хоть раз так трахался.

— Угу, — с изумлением Корделия обнаружила, что ее голос напоминал мурлыканье.

— А ты та еще штучка, — хохотнул Берт, сжав ее бедро. — Знай я утром, чем закончится сегодняшний день, прожил бы его с большим энтузиазмом, — его слова прервались зевком таким заразительным, что она тоже зевнула.

— Не хочу возвращаться, — пробормотала Корделия.

— Да я и не планировал, — вздохнул Берт. — Останемся здесь?

— А где будем спать? — она приподнялась с его груди. — И как же Паштет?

— Спать на полу, — пожал он плечами. — Если хочешь, можешь спать на мне. А Паштет сам справится. Лето же. Если не заметила, вдалеке у нас за домом лес. Это зимой псине сложно охотиться, а летом мелкой дичи хоть отбавляй. На худой конец, может, и Феликс покормит. Он обожает это мохнатое чудище.

— Вы же вроде как поссорились, — нахмурилась Корделия.

— Мы решаем проблемы по-своему. Если бы Феликс хотел уйти, сказал бы сразу. А так поворчит и успокоится.

Он помолчал некоторое время, как будто раздумывал, стоит ли возвращаться к прежней теме. Потом все-таки продолжил:

— Но, куколка, я серьезно. Никогда не спорь со мной у кого-либо на глазах. Наедине можешь говорить все, что вздумается. На публике мне нужно, чтобы жена всегда была на моей стороне. Всегда. Однажды мне потребуется защитить тебя, что будет сложно, если мои люди сочтут себя вправе нарушать приказы. Я должен поддерживать авторитет. А о каком авторитете речь, если меня не слушается даже собственная жена?

Корделия понимала, что Берт имел в виду.

И да, он был прав.

— Ладно, — все оказалось не так плохо. Просто не спорить на людях? Совсем не то же самое, нежели постоянно жить со склоненной головой.

Корделия снова зевнула и поморщилась, когда на спаде возбуждения у нее с новой силой заболело между ног. Как бы ей ни хотелось и дальше лежать на широкой теплой мужской груди, она приподнялась на коленях. Смягчившийся член выскользнул на свободу, и Корделия тихо зашипела.

— Больно? — встревожился Берт.

— Больно, — не стала врать она.

— Прости меня. Правда, — он поник, и на его лице отразилось прежнее раскаяние.

— Не надо, — потянувшись, Корделия прижала кончики пальцев к его губам и утомленно улыбнулась. — Хватит на сегодня сожалений. Просто больше так не делай, — добавила она.

Ложась спать, Корделия уже не гадала, как ей устроиться рядом с Бертом. Разумеется, у него на плече. Как же иначе? Теперь его близость не обескураживала и не вызывала неловкости. Наоборот, казалась естественной.

— Спокойной ночи, Берт, — Корделия потерлась щекой о поросль волос на его груди и закинула ногу ему на живот, чтобы облегчить жжение между бедер.

— Добрых снов, куколка, — свое пожелание он подкрепил поцелуем в макушку.

Глава 26. После шторма

Берт проснулся перед рассветом, когда ночная тьма еще только начала рассеиваться. Попытавшись потянуться, он обнаружил прижавшееся к нему маленькое тело и увидел на своей груди светловолосую голову.

Корделия.

Огонь потух, и она льнула к Берту в поисках тепла. Как бы ему ни хотелось обнять ее, сначала нужно было снова растопить печь. Бережно положив Корделию на одеяло, он как можно осторожнее, чтобы не зашуметь, закинул в топку дров и чиркнул спичкой.

Корделия лишь засопела и крепче завернулась в одеяло. Уверившись, что не разбудил ее, Берт вышел на улицу и прикрыл за собой дверь.

Лес погрузился в туман. Густой и белый, словно разлившееся в воздухе молоко, он стлался по земле и укутывал деревья. Создавалось впечатление, будто хижина плывет в небытие. Берту показалось, что они с Корделией остались одни во всей вселенной. Зависли в пустоте между мирами, что его более чем устраивало.

Сейчас ему не хотелось видеть никого, кроме нее. События последних дней сблизили их. Ее забота, прощение и принятие поразили его в самое сердце, вызвав непреодолимое желание быть рядом с ней. Порой она была раздражающей, упрямой и замкнутой, но не переставала изумлять. Особенная. Уникальная душой и телом. Вся его.

Однажды овладев ею, Берт уже не мог остановиться. Он навсегда запомнил текстуру ее кожи, запах волос с нотами дождя, прикосновения прохладных пальцев с короткими ногтями. Секс с Корделией был настоящей близостью, а не совокуплением. Она так изумлялась ощущениям, вызванным Бертом в ее теле, что ему не терпелось продолжить путешествие. Теперь ему хотелось узнать, как отреагирует Корделия, если вылизать ее между ног и ягодиц. Покраснеет ли, если взять ее сзади, заставив наблюдать за этим в зеркало.

От эротических картин член начал твердеть, и Берт покрепче сжал его, умоляя кровь отхлынуть от паха. До чего же хорошо было бы вернуться в хижину и устроить другой жаркий раунд, но Корделия наверняка еще не оправилась после вчерашнего.

За воспоминаниями последовало чувство вины. Накануне Берт банально сорвался и теперь терзался муками совести. Как такое могло случиться? Он никогда не терял самообладания в сексе. Просто Корделия была так близко, и не только в физическом плане…

Казалось, пропуск в рай уже в руках, но внезапно явился Феликс.

После небольшой конфронтации бурлящая энергия хлынула не в то русло. Прежде тихо клокотавшая внутри, она вышла из-под контроля, и Берт поддался низменному порыву. Но даже тогда Корделия поразила его своей реакцией, после чего разрешила ему вырвать из ее маленького хрупкого тела еще один оргазм. В итоге Берт все-таки заставил ее стонать. Теперь он хотел, чтобы она кричала под ним… или на нем… или…

Черт. Он не соврал, сказав, что такого секса у него никогда не было. Берт не знал, в чем дело — в чрезмерно затянувшемся возбуждении или в том, что заниматься любовью со своей женщиной — совсем другой космос.

«Заниматься любовью со своей женщиной…» — он усмехнулся нелепой формулировке, совершенно ему несвойственной.

Однако уже следующая мысль вернула его в реальность.

Берт осознал, что забылся и взял Корделию без предохранения. Когда ее соски оказались у него во рту, он растерял остатки предусмотрительности, в