Темный призыватель. Исправление ошибок - Андрей Ткачев

Больше всего удивляло отсутствие пыли, которой тут должно быть не просто большое количество, а слои. Вместо этого создавалось впечатление, что из хранилища только недавно вышли – вот что значит правильная организация хранения вещей.

Первым же делом я осмотрел бумаги на столе, но, к моему разочарованию, это были лишь заметки из каких-то книг. Причем они были занесены без какой-либо системы и явно в разные моменты времени, так что понять, к чему все это писалось, было невозможно.

В стол была встроена тумбочка, но в ней оказалась различная канцелярия и опять ничего интересного.

Последний шанс мне давали стеллажи с коробками, но там могло быть что угодно. Откладывать их осмотр не имело смысла, так как не думаю, что мне еще раз дадут посетить хранилище деда, раз уж оно находится под управлением Вороновых.

Так, коробка за коробкой, я осматривал все то, что в моей семье посчитали не нужным хранить дома. Тут тебе и откровенный хлам вроде кухонной утвари и старой малогабаритной техники, и ритуальные ножи (которые я отложил отдельно). Вот после ножей пошли вещи куда более интересные даже не в плане значимости, а в том, что их можно в дальнейшем использовать и в своих целях или как минимум выгодно продать.

Спустя полчаса из всего полезного набралась только одна коробка с различными раритетными и пригодными для ритуалов вещей. По большей части мне они были ни к чему, но разложить дома в качестве атрибутики можно. Да и, пока копался в коробках, возникла идея привязать к парочке ножей духов и посмотреть на результат. Вдруг да выйдет что-то интересное.

Последним, что я сделал, было внесение нескольких пометок карандашом, подражая почерку деда. Если я прав, то моя тетя очень заинтересуется этим хранилищем, когда сможет получить к нему доступ, и эти пометки она просто не сможет пропустить мимо своего внимания. Пускай побегает за призраком, всяко меня меньше трогать будет.

А там, может, и забудет про идею узнать, что же сделал мой дед для того, чтобы я стал одаренным. В какой-то мере даже хорошо, что я и сам этого не знаю и могу говорить про это открыто и честно, а то еще заподозрили бы в обмане и попытались выбить эти знания.

Вот пусть тетя и побегает в тщетных попытках найти записи исследований деда. Возможно, это несколько мелочно, но отнесись они несколько лет назад ко мне по-другому, возможно, я бы к ним относился лучше. Родственники предпочли другой вариант и моментально перешли в разряд «бывших родственников», которых я очень «любил».

Подхватив на руки не особо тяжелую коробку, я вышел в коридор и закрыл за собой дверь. Внешняя дверь хранилища закрылась только после того, как к сканеру приложил руку Олег Николаевич.

– Мы можем предложить вам более удобные контейнеры для переноса вещей, – предложил мне мужчина, увидев меня с коробкой.

– Буду благодарен, – кивнул я ему. – Тут я закончил, так что можем идти.

– Вы являетесь владельцем еще одного хранилища. Не желаете посетить и его? – неожиданно спросил меня служащий банка.

– Я впервые в вашем банке и не пользовался вашими услугами, – ответил я на это.

– Да, все верно, – кивнул Олег Николаевич, сверившись с информацией на своем рабочем планшете, который я ранее принял за папку с документами. – Но по праву наследования у вас есть доступ как к хранилищу триста сорок два, так и к хранилищу шестьсот семьдесят восемь. Оно находится в другой секции банка, но я могу сопроводить вас туда.

О том, что дед хранил что-то в Ротштейн-банке, я узнал недавно, но чтобы я имел доступ к еще одному похожему хранилищу… Кто же так постарался?

– А кем было оформлено второе хранилище?

– Договор заключен на имя Елены Леонидовны Воронцовой, – моментально ответил мужчина.

Моя мама тоже была в этом банке?! Может, стоит посетить и другие банки, подобные этому – вдруг где мое наследство простаивает, а я и не знаю.

– Ведите, – махнул я рукой, и наш путь по коридорам продолжился.

Хранилище под номером шестьсот семьдесят восемь располагалось в более новой части здания. Даже коридор был выполнен в современном стиле, и наше передвижение сопровождали камеры.

Дверь в хранилище была плотно подогнана к стене, и стоило только мне коснуться сканера, как она сдвинулась влево и полностью погрузилась в стену. Понятное дело, что можно было использовать и обычную дверь, но такая технология открытия действительно производила впечатление, а, как я заметил, в Ротштейн-банке любили такие «фишки».

В этот раз помещение оказалось куда меньше, и в нем было расположено всего два стеллажа, на которых располагалось коробок семь, не больше. По всей видимости, хранилище использовали чисто как склад, и навряд ли я найду здесь что-то стоящее.

Мое мнение изменилось, когда я открыл первую попавшуюся коробку и обнаружил в ней рабочие исследовательские журналы мамы о том, как она проводила то или иное лечение и его результаты. Пускай в целительстве я мало что понимаю, но даже беглого взгляда было достаточно, чтобы понять, насколько серьезный труд был описан в этих журналах. Моя мама оказалась очень дотошной исследовательницей, и все ее действия были расписаны чуть ли не по секундам, а каждая запись сопровождалась фотографиями и заметками к ним.

Это было так странно видеть почерк мамы спустя столько лет…

– Я могу пока оставить эти вещи здесь и забрать их позднее? – положив журналы обратно, спросил я у моего сопровождающего.

– Да, – кивнул мужчина. – Но вы должны оплатить аренду этого хранилища, если собираетесь его использовать в дальнейшем. И не беспокойтесь, за срок, который не вносилось оплат в связи со смертью владельца, вам платить не требуется.

– Хорошо, – вздохнул я. – Сколько это стоит?

– Двадцать тысяч в месяц, – моментально ответил Олег Николаевич.

– Ну и цены у вас, – покачал я головой. – Можно расплатиться картой другого банка?

– Да, конечно. Мы принимаем любые карты и любую валюту.

* * *

На выходе из банка мне предложили темный объемный рюкзак и упаковали все вещи, так чтобы они не терлись друг о друга, а ножи не впились мне в спину или не пропороли ткань рюкзака. Ну хоть это сделали бесплатно, а то, расставшись с довольно большой суммой, я и так был не особо радостным.

На улице начался проливной дождь, и я мгновенно промок, стоило только мне выйти из здания. Да, немного неприятно, но дождь был как никогда кстати, чтобы остудить мою голову и привести мысли в порядок. Как бы я ни показывал свое безразличие к обнаруженным в хранилище вещам, но журналы мамы всколыхнули почти забытые воспоминания, а это для меня всегда было тяжело.

Мотоцикл, как обычно, завелся еще до того, как я к нему подошел, так что мне оставалось только надеть шлем и ехать домой. В Академию идти не было никакого настроения, да и с вещами деда надо было разобраться подробнее.

Все дело было в ножах, а точнее, в двух из них, которые мне были смутно знакомы. Я не особо хорошо разбираюсь в кузнечном деле, но эти ножи были изготовлены из какого-то темного металла, так что они были практически черными. Всю эту черноту разбавляла вязь символов, нанесенная на клинке. В этом плане ножи были практически братьями-близнецами. Практически по той причине, что символы явно наносили позднее самой изготовки оружия и, возможно, в разное время, так как в целом вязь повторялась, но были небольшие расхождения, которые, впрочем, выбивались только при внимательном рассматривании.