Том 4. Стиховедение - Михаил Леонович Гаспаров

никак не вязавшийся. И на этом эксперименты, исходившие из 6-стопного ямба, иссякли.

Между тем 5-стопный ямб с середины XIX века представлял очень выгодное поле для стихотворных опытов. Во-первых, он особенно часто употреблялся именно в драме, именно без рифм и именно в виде однообразных окончаний (женских, лишь время от времени перебиваемых мужскими). Во-вторых, он был свободен от цезуры и поэтому обладал большей ритмической гибкостью; при этом трехчленные ритмы (типа «Утешится безмолвная печаль И резвая задумается младость») были в нем едва ли не господствующими, тогда как в 6-стопном ямбе трехчленные ритмы (типа «Под гильотиною Версаль и Трианон») попадались лишь изредка. Если стихотворцы-дилетанты вроде Краузе, ничего не слышавшие в ямбическом стихе, кроме первичного ритма, естественно, искали русский триметр в 6-стопном ямбе, то стихотворец-профессионал с развитым слухом, улавливавшим в стихе волну вторичного ритма, столь же естественно должен был искать русский триметр в трехчленности 5-стопного ямба. Иными словами, первичный ритм античного триметра требовал передачи русским 6-стопником, вторичный ритм — русским 5-стопником; и то, что 5-стопник в конце концов возобладал, лучше всего свидетельствует о значении вторичного ритма в русском стихе.

Чтобы из 5-стопного ямба получился триметр, достаточно было взять обычный в русской драме нерифмованный стих с женским окончанием и надставить его с конца на один слог. Это сделали Холодковский и Артюшков, создавшие тот 5-стопный ямб с дактилическим окончанием, которым пользуются теперь все переводчики античного триметра. На последнем слоге дактилического окончания по традиции допустимо факультативное ударение; если поэт от этой вольности отказывается, то перед нами стих Пастернака с чистым дактилическим окончанием; если поэт делает эту вольность нормой, то перед нами стих Шульца с двумя константами (главная из них — на пятой, а не на шестой стопе, ибо именно она определяет ритмическую волну). В широком промежутке между этими двумя крайностями лежат все остальные образцы современного триметра. Любопытно, что трехчленному ритму после первых опытов все меньше уделяется внимания, и ритмическая кривая первого полустишия сглаживается: трехчленный ритм сделал свое дело, подсказав поэтам обратиться к 5-стопному ямбу вместо 6-стопного, и более его услуги им не нужны.

Этот обзор не может дать ответа на вопрос: «как писать русским триметром?»; он лишь рассказывает, «как писали русским триметром». Стиховедение — наука не нормативная, она не дает предписаний, а исследует факты. Опыты дальнейших переводов триметра подтвердят или опровергнут наши предварительные наблюдения над ритмическими тенденциями этого размера.

P. S. Предмет этой статьи, как и следующей, был для меня не только теоретическим, но и практическим: мне достаточно много приходилось переводить русскими триметрами и еще больше — гексаметрами. Дактилическое окончание в триметре я ощущал как норму, а ударение на нем как аномалию; соблюдать мужскую цезуру в гексаметре заставил себя легко, а женскую в триметре — не смог; и чем дальше, тем больше я чувствовал, как мне хочется разнообразить ритм гексаметра, подменяя цезуру на III стопе — цезурами на II и/или IV стопе, с соответственным учащением хореев на IV стопе. Насколько эти субъективные ощущения отвечают объективным результатам, я не знаю.

Русский гексаметр и другие национальные формы гексаметра[195]

1

Античная метрика издавна была школой европейского стиховедения. Размеры античного стиха исследованы филологами с величайшей подробностью. Но подробность эта своеобразна. Исследования, направленные «вглубь», всегда культивировались здесь усерднее, чем исследования, направленные «вширь». Сравнительно-историческое изучение развилось здесь сравнительно поздно, а сравнительно-типологическое еще позднее. При этом преимущественное внимание обычно уделяется глубинным явлениям ритма античного стиха, а многие явления, лежащие на поверхности, остаются необследованными.

Одно из таких явлений — распределение полносложных и стяженных стоп по строке гексаметра, самого употребительного размера греко-римского стихосложения. Все основные подсчеты по этому предмету были сделаны более ста лет назад М. Дробишем (для латинского стиха)[196] и А. Людвихом (для греческого стиха)[197]. Новый пересчет огромного материала, предпринятый недавно Дж. Дакуорсом[198], трудно признать удовлетворительным[199]. Кроме того, подсчеты эти ограничиваются античным стихом и почти не касаются средневекового. Не используют они и сравнительного материала по гексаметру в новоевропейских языках: хотя первый шаг в этом направлении сделал тот же Дробиш[200], последователей он не имел.

Задача настоящей заметки заключается в том, чтобы продолжить сравнительно-типологическое исследование ритма гексаметра и его эволюции, использовав более обширный сопоставительный материал, чем это делалось обычно.

2

Зрелой византийской литературе гексаметр был чужд. Последним поэтом, который писал им вполне свободно, был Павел Силенциарий. За этим последовала бесплодная полоса «темных веков», а когда она миновала, то возрождение поэзии не коснулось гексаметра. Во всех жанрах его сменили отчасти 6-стопный ямб (триметр), отчасти 7-стопный ямб (15-сложный «политический» стих). Они царят в византийской поэзии до самого ее конца. Все случаи обращения византийских авторов к гексаметру (особенно к чистому гексаметру, а не к элегическому дистиху эпиграмм) остаются единичными. Даже собрать достаточное для анализа количество гексаметрических строк здесь почти невозможно.

Тем не менее в византийской поэзии XII века, при Комнинах, были два автора, писавшие гексаметром достаточно усердно, чтобы по их сочинениям можно было судить о ритмических тенденциях византийского гексаметра. В старшем поколении комниновской эпохи это один из самых талантливых стихотворцев всей византийской литературы Феодор Продром, в младшем — один из самых бесталанных, Иоанн Цец. Для обоих главными стиховыми формами творчества были триметр и «политический» стих. Продром писал «политическим» стихом и ученые, и панегирические, и сатирические произведения, и роман о Роданфе и Досикле, а Цец изложил этим размером исполинские «Хилиады». Гексаметр у Продрома появляется в нескольких панегирических стихотворениях и в большой серии четверостиший на события Ветхого и Нового Завета, а у Цеца — в трехчастной поэме о Троянской войне под заглавиями «Догомеровские события», «Гомеровские события» и «Послегомеровские события»; это крупнейшее гексаметрическое произведение всей византийской литературы.

Выбор стиха, несомненно, был для обоих авторов результатом сознательной установки — антикварской, филологической стилизации под античность. У Продрома гексаметрические четверостишия о библейских событиях чередуются с ямбическими четверостишиями на те же самые события и противопоставляются им как старинный стиль новому стилю. У Цеца тождество стиха и тождество темы с Гомером должно подчеркивать разницу в стиле (сжатость вместо пространности) и разницу в идейном строе (морализаторство вместо объективности). Стремление обоих авторов воспроизвести облик античного стиха несомненно; тем любопытнее посмотреть, какой облик в действительности получает гексаметр под их пером.

С метрической точки зрения здесь представляет интерес, точно или неточно соблюдает поэт долготу и краткость звуков на определенных для них метрических позициях. Самого беглого взгляда достаточно, чтобы