Мой безумный Новый год - Наталия Веленская

до боли сжимает меня в объятиях и едва слышно шепчет моё имя. Гладит по волосам, прижимает к своей груди, успокаивая, как ребенка. И в этом его «Лерка» есть что-то такое отчаянное, приправленное горечью. То, из-за чего у меня всё переворачивается внутри и начинает болезненно щемить сердце.

Наша долгожданная встреча сейчас была мало похожа на привычное приветствие друг друга. Что-то было не так, но я не могла понять, что именно. И из самых глубин моей души начала подниматься неконтролируемая паника — как тогда в детстве, когда я была бессильна перед обстоятельствами. Когда я ничего не могла сделать, чтобы исправить событие, предначертанное мне судьбой… Так и сейчас — мне казалось, что между мной и Костей что-то изменилось. И дело было не в том, что мы впервые видели друг друга после того, как он признался мне в любви. И вовсе не в моём недавнем поцелуе с Ромой.

Это было что-то другое. То, что Захаров боялся произнести вслух. А я… очень боялась услышать.

— Я думал этого никогда не случится, — наконец говорит Костя.

— Я тоже, — усмехаюсь я. — Захаров, ты же знаешь, что я ненавижу опоздания…

Пытаюсь обратиться к своему привычному, спасительному сарказму. Быть может, если добавить немного иронии и юмора во всё происходящее, то удастся хоть немного разбавить эту гнетущую атмосферу, которая пробирала меня до мурашек.

— Знаю, Лерусь, — тяжело вздыхает Захаров. — Я и правда опоздал. Очень сильно опоздал, Лер. И дело ведь не в этих нескольких днях…

— Что? Ты о чём?

— Я опоздал на несколько лет, Лер. Надо было раньше во всём разобраться и поставить точку.

Сердце начинает отчаянно, гулко стучать в груди, а под конец его фразы падает куда-то в пропасть.

— Захаров, мог бы просто сказать по телефону, что остаёшься с женой на новогодние праздники, — медленно говорю я, стараясь вложить в свой голос максимум холода и язвительности. — И что ты решил закончить наше общение. Не понимаю, к чему было приезжать и разводить все эти сантименты…

Не хочу на него смотреть! Потому что у меня сейчас ни черта не получается изображать великое спокойствие и невозмутимость! Резко отвожу взгляд в сторону, пытаюсь вырваться из его объятий, но Костя не отпускает. Привлекает меня к себе, обжигая висок своим горячим дыханием.

— Лер, вот скажи мне, это что и есть основа стратегического планирования? Предполагать наихудший вариант из всех возможных? — Захаров пытается сохранить серьёзный тон, но я всё равно слышу, как в его голосе пробиваются привычные нотки юмора. — Я вот ни слова тебе не сказал, что остаюсь с женой…

— Тогда я ничего не понимаю! — кричу я, вновь оборачиваясь к нему. Чувствую, что начинаю закипать от всех этих загадок и таинственных многоточий.

— Нужно было раньше завершать эту эпопею с браком, чтобы не доводить до того, что произошло… — усмехается Костя. И снова этот пронзительный взгляд, в котором я считываю и отголоски чувства вины и какой-то бараньей упёртости. Удивительная смесь! Но чёрт возьми, передо мной же стоял Захаров, а с ним было возможно всё. Даже самые безумные и нереальные сочетания. — У каждого выбора есть свои последствия. И я готов нести всю ответственность, Лер. А ещё я готов искать решения. Я знаю от чего отказываюсь, знаю, как это всё будет выглядеть в глазах окружающих. Но мне плевать. Я уже устал прятаться от себя и жить по накатанной. Каждый день притворяться и делать то, что я должен, а не то, что хочу на самом деле.

— Кость…

— Я просто хочу, чтобы ты была рядом. По-настоящему, Лер, а не как все эти годы. Я верю, что мы сможем начать всё с чистого листа. И я уверен, что мы можем быть счастливы. Я знаю, что смогу сделать тебя счастливой, Лер. Я справлюсь со всем, если ты будешь рядом, если… если я и правда тебе нужен…

На последней фразе Захарова подводит голос. Коротко откашлявшись, он находит мои ладони и крепко обхватывает уже вконец заледеневшие пальцы. Хмурится, замечая, как сильно я замёрзла, а потом быстро, без лишних слов стягивает с себя перчатки.

Пытаюсь переварить услышанное и молча наблюдаю, как он надевает на меня сначала одну, потом другую перчатку.

— Я не говорю о любви, Лер. Я ведь знаю, что… в общем, я тебя знаю… Хотя я уверен, что за эти годы в твоём сердце всё-таки нашлось для меня местечко. Пускай даже небольшое. Но я готов подождать, Лерусь. Повторюсь, главное — чтобы ты была рядом. Если я тебе нужен, Лер, то я смогу всё… Начну всё с нуля. Да если надо будет, горы сверну, слышишь? Лер, просто будь со мной. О большем я не прошу тебя, правда.

Слов было сказано много — но ясности у меня по-прежнему было чертовски мало. Почему-то я не могла никак составить в своей голове цельную картину из всего того, что наговорил Костя. Как будто мне не хватало какого-то одного важного фрагмента.

Быть с ним. По-настоящему. Он что серьёзно?!

— Ты… ты разводишься?

— Да, Лер. Осенью я развожусь.

— Почему осенью? — изумлённо уставилась на него я. Ну не похож Захаров на человека «как только так сразу» или «после дождичка в четверг». Каким бы раздолбаем ни казался Костя на первый взгляд, он никогда не разбрасывался словами. И если что-то обещал, то делал. Я никогда не ждала от Кости, что он разведётся с женой. Да и обещаний избавиться от штампа в паспорте от него тоже никогда не исходило. Но если сейчас он чётко сказал, что решил подать на развод, значит так оно и будет.

— Потому что мы так договорились с Крис, — медленно говорит Костя. Удивлённо вскидываю брови, намекая, что такое объяснение не объясняет мне ровным счетом ничего. Захаров молчит, закусывает губу, точно пытается подобрать слова для своих объяснений. И тишина вокруг становится какой-то осязаемой, будто к ней можно прикоснуться руками, ощутить её тяжесть, её горьковато-терпкий вкус. — Она… В общем, я узнал, что Кристина беременна.

Глава 49

Два года назад

— Привет.

Ольга стоит на пороге. Бледная, взволнованная и слегка запыхавшаяся — точно бежала ко мне несколько лестничных пролётов. А быть может так оно и было, но скорость эта была обусловлена не спешкой, а банальным страхом. Успеть, пока есть уверенность в своих силах, озвучить ту неприглядную правду, что разъедала её сейчас изнутри. Правду, которую ей тяжело было произнести вслух. Правду, о которой подруга не могла смолчать.

— Привет, — с