Ташкент - Москва книга вторая, Халхин-Гол до и после, часть первая - Фарид Ахмеров

немного больше, в круглых очёчках. На нём был концертный костюм, видимо это был кто-то из музыкантов оркестра, который как раз собирался в это время в большом зале. Ахмерову, почему то, сразу вспомнилось слово «Гурвинек». Потом он вспомнил, что так звали персонажа детского журнала «Весёлые картинки».

- Вот, товарищ подполковник, это Борис Иванович Фомин. Он музыкальный руководитель и композитор нашего оркестра. Борис Иванович хочет с вами переговорить.

- А почему со мной?

- Потому что не к товарищу Берии же мне подходить или к Чкалову с Громовым. А больше, кроме вас, я никого не знаю.

- Хорошо. Борис Иванович, я вас слушаю.

- Товарищ подполковник, я музыкант, вам уже сказали. И вот проходя мимо двери в малый зал, я услыхал свои песни, но в странном исполнении.

- Извините, а какие ваши песни звучали там?

- «Дорогой длинною», например, или «Только раз бывают в жизни встречи».

- Так это вы сочинили? Очень рад знакомству, Борис Иванович, - глядя как метрдотель кивком подтверждает, да – он, протянул руку для пожатия Ахмеров, - Ахмеров я, Фарид Алимжанович. А я думал это народные произведения. Очень рад.

- Простите, Фарид Алимжанович, а мог бы я узнать, кто и на чём исполнял эти романсы?

- Вот что, Борис Иванович. Вы тут постойте, а я с начальством переговорю минуты три и потом, я думаю, сможем ответить на все ваши вопросы.

Ахмеров вернулся в зал сел за своё место и обратился к Берии почти шёпотом:

- Товарищ народный комиссар, я, кажется, нашёл того, кто будет заниматься культурно-музыкальным направлением нашей деятельности. Он сам, только что, подошёл к нам. Это Борис Иванович Фомин, известный советский композитор.

- Знаю такого. Моя жена очень любит его творчество, особенно как бы цыганские романсы. Но будет ли он работать с нами? Он же в прошлом году «гостил» у нас.

- Мясищев тоже гостил. Работает же.

- Кстати, где он?

- А у Мясищева три дня отпуска, которые ему товарищ Сталин разрешил, а он их не отгулял, вот догуливает. Завтра будет на работе. Товарищ нарком, так я приглашу Бориса Ивановича?

Когда Борису Ивановичу Ахмеров, договорившийся с Берией, сказал, что он приглашается в зал, где сидит грозный нарком и другие знаменитые люди страны, Борис Иванович слегка оробел. Конечно, посадили его при Ежове, и уже выпустили, разобрались, наверное, но осадочек остался. Как с теми ложками. И всё же профессиональное любопытство взяло верх, и он вошёл в зал.

- Богдан Алексеевич, покажите, пожалуйста, Борису Ивановичу нашу аппаратуру воспроизводящую.

Богдан Алексеевич прошёл вместе с Фоминым к столику с размещённой аппаратурой – ноутбуком и небольшим бумбоксом со встроенными колонками, связанным с компьютером по блю тузу и воспроизводившим музыкальную программу, подобранную для сегодняшней пьянки. Борис Иванович долго рассматривал странные приборы и аппараты. Потом, его, обалдевшего и ничего не понявшего, но восхищённого до глубины души посадили рядом с Ахмеровым (и рядом с Берией), налили рюмку, поставили прибор с угощением, потом сделали предложение от которого он уже не мог отказаться.

Это потом, когда Борис Иванович переехал в Ташкент, когда освоился с музыкальной и другой техникой из 21-го века, когда стал известным на всю страну специалистом по студийным записям, когда выполненные им аранжировки покорили весь мир, он часто вспоминал, что очень боялся соглашаться на странное предложение этого странного подполковника, так свободно разговаривающего с самим Берией. А пока он старался выглядеть на все сто, как помнится, старался в первом бою молодой очкастый красноармеец Боря Фомин, не показаться трусом и ни к чему не годным слабаком. Во время Отечественной войны Борис Иванович создал более 250 популярных песен помогавших бойцам Красной Армии, советскому народу в борьбе. Вовремя проведённая профилактика позволила вовремя распознать болезни Борису Ивановичу и он прожил долгую и счастливую жизнь, а не умер в сорок восемь лет в 1948 году, в реальности 2016 года.

А торжество продолжалось своим чередом и ничего неожиданного не предвиделось. Но, как всегда,… открылась входная дверь, и на пороге появился Климент Ефремович Ворошилов. Он сразу решительно пресёк попытку майоров встать и закричать «смирно», прошёл на начальницкую часть стола и сел за почти мгновенно организованное ему место между Ахмеровым и Берией. Негромко поздоровавшись со всеми и пожав руки Лаврентию Павловичу, Владимиру Ивановичу и Фариду Алимжановичу он громко сказал:

- Вот, теперь можно и попраздновать. Наливайте, товарищи.

Товарищам налили. Ворошилов поднялся и извинившись за опоздание произнёс приветственную речь в честь виновника торжества. В начале речи он передал поздравления и наилучшие пожелания от товарища Сталина, с которым они виделись утром и обсуждали ситуацию в Монголии. И шутя, добавил, что в наше суровое время

негоже даже такому человеку как Владимир Иванович оставаться не вооружённым и поэтому они посоветовались с товарищем Сталиным и решили преподнести соответствующий подарок. И Климент Ефремович подозвал стоящего у двери ординарца, взял из его рук красную сафьяновую коробочку и подал её в руки Владимира Ивановича.

Левицкий, волнуясь, взял из рук наркома коробку, открыл её и показал всем. В специальной выемке повторяющей форму оружия лежал пистолет неизвестной для многих марки и если бы не буквы ТОЗ на рукоятке, можно было бы подумать, что это нечто заграничное. Это был пистолет «Тульский Коровина» выпускавшийся с 1926 года по 1935 года, как наградное личное оружие высокопоставленных деятелей СССР. Очень маленький по размеру и калибр у него был 6,35 мм Браунинг. Обо всём этом Левицкий прочитал в шутливом, видимо, наградном листе, прилагаемом к подарку. Кроме того в нём говорилось, что награждается Владимир Иванович за большие заслуги и в связи с 68-летием и пятью месяцами с момента рождения. Вождям понравился ответ Левицкого на вопрос, сколько ему исполнилось 19 мая 1939 года.

- А что, Фарид Алимжанович, хорошо сидим, - произнёс Климент Ефремович после того как вручил подарок и выпил за здоровье новорожденного. Торжество дошло до такого уровня развития, что каждый разговаривал со своим соседом и лишь изредка все вместе поднимали рюмки по поводу общего тоста, за Родину, за Сталина, за ВКП б, за мир (и желательно весь) во всём мире, за вождей (обоих присутствовавших) и так далее.

- А когда мы плохо сидели, - в тон Ворошилову отвечал Ахмеров, и так тоскливо стало ему от воспоминания, что совсем недавно, вот также как здесь, они обменивались этими фразами сидя за, конечно, более скромным, чем в Метрополе, столом, но как же