Королевский выкуп. Последний рубеж - Шэрон Кей Пенман

– Если послушать его, так грехов у меня – легион. На самом деле этому напыщенному дураку не нравится, что у Денизы есть муж, готовый защищать ее права. Он дошел до того, что объявляет наш брак незаконным, настаивает на том, что мы связаны запрещенной степенью родства.

Ричард был поражен.

– Это полная чушь! Заключая браки, мы всегда проверяем наличие кровных связей.

– Знаю, – мрачно процедил Андре. – Только это не помешало мерзавцу просить архиепископа Бурже отлучить меня от церкви, а наш брак объявить недействительным. Понятное дело, Дениза расстроена, особенно с учетом того, что она снова беременна. Поэтому я обещал ей, что обращусь к папе.

– Архиепископ Бурже? – Ричард выпрямился, не сводя глаз с кузена. – Боже правый! Если тут вовлечен сам архиепископ, значит, это дело рук Филиппа, они спицы в одном колесе.

Андре длинно и громко выругался. Он разозлился, когда мелкий спор о привилегиях вылился в некрасивую свару, угрожающую его браку, но узнав в свое время, что архиепископ принял сторону аббата, был ошарашен, поскольку в этом не было смысла. Теперь смысл стал очевиден Андре. Обрадованный, что король рассердился не меньше его самого, он с благодарностью согласился на предложение лично написать папе, и следующие четверть часа они провели, проклиная и отправляя в самые жаркие костры ада французского короля и его клевретов.

Как только их гнев поостыл, Ричард вспомнил, что должен поздравить Андре с последней беременностью Денизы и добавил, что у него есть своя хорошая новость.

– Джоанна тоже ждет ребенка. И я нашел хорошую партию для Филиппа – он женится на леди Амелии, наследнице баронства Коньяк.

Андре был рад за Джоанну, и доволен, что Ричард обеспечил будущее Филиппа, поскольку любил юношу.

– Сколько ему сейчас – почти шестнадцать? Конечно, подходящий возраст для брака, – сказал Андре и окинул взглядом зал, где Джон и несколько рыцарей азартно играли в кости.

Его улыбка исчезла. Он с сожалением подумал о том, что единственный сын Ричарда родился вне брака, и скорее всего, наследником станет Джон, ведь королева бесплодна. Дениза спорила с ним из-за этого, возражая, что Беренгария еще может родить. Но сам Андре так не думал, как и не винил кузена в пренебрежении супружеским долгом. Несмотря на то, что Беренгария ему нравилась, спать с ней наверняка было все равно, что с монахиней.

Потом улыбка вернулась – Андре вспомнил о своей супруге, которая с самой их брачной ночи была такой страстной в постели. Тогда ей исполнилось всего шестнадцать, но она успела овдоветь, и Андре был очень признателен Ричарду за то, что тот дал ему в жены такую богатую наследницу. Но Дениза принесла ему куда больше, чем земли. С самого начала она выказала здравый смысл, не сообразующийся с ее юностью – поняла, как выгодно иметь мужа, который в таком фаворе у нового короля, и их брак хорошо начался, хоть Андре и был на двадцать с лишним лет старше. Когда он уходил в Святую землю, Дениза уже была беременна. Она подарила ему троих здоровых сыновей и счастливую семейную жизнь, и он не согласен все это потерять, черт побери. Он обещал жене, что со всем разберется, и если для этого придется проделать долгий путь в Рим и обратиться к ничтожеству на папском троне, то так тому и быть.

Ричард всегда с легкостью понимал Андре, и сейчас увидел, что его мысли опять приняли мрачный оборот. Он уже собрался уверить кузена, что они разберутся с этим безумием, но в этот момент в зал проводили новых гостей. Узнав в одном из них архидьякона Эвре, Ричард нахмурился и поднялся навстречу.

– Это крайне странно. Мастер Може входил в делегацию, которую я послал в Рим с жалобой на проклятый интердикт. Почему он вернулся так скоро?

Не дожидаясь, пока вновь прибывший подойдет, король сам зашагал через зал. Андре предпочел остаться на месте, приканчивая остатки вина. Чтобы поддержать компанию, к нему подошел Отто с парочкой любопытных новостей. На Сицилии, судя по всему, произошел новый мятеж, настолько серьезный, что Генрих поспешил туда, чтобы лично его подавить. Если верить их источнику, архиепископу Кельнскому, Генрих обещал не проявлять снисхождения к мятежникам, дабы ничто не могло задержать его отъезда в Святую землю.

Андре услышал, что, отправляясь в крестовый поход, Генрих планировал повести в Утремер большую германскую армию. Сам Андре надеялся, что этого не случится. Достаточно плохо уже и то, что Ричард не смог исполнить своей клятвы вернуться и взять Иерусалим из-за постоянной угрозы, исходящей от французского короля. Как обидно будет ему наблюдать, как Генрих стремится выполнить то, что он не сумел. Иногда Андре казалось, что Всемогущий испытывает Ричарда так же безжалостно, как многострадального Иова.

Потом Отто попытался развеять мрачное настроение собеседника более радостной новостью. Генриха постигла очередная неудача, сообщил он с быстрой улыбкой, которая напомнила Андре, как юн этот серьезный молодой человек, которому нет еще и двадцати. Андре, без сомнения, слышал, что прошлой весной Генрих оказывал давление на германских князей и епископов, требуя согласиться с передачей императорской короны по наследству. Но на втором сейме в Эрфурте, в прошлом октябре, архиепископ Кельнский собрал оппозицию, и они настояли на том, чтобы корона по-прежнему переходила по праву избрания. Как же Генрих, должно быть, возненавидел архиепископа Адольфа! Но архиепископ его не боится, и потому…

Отто внезапно прервался, поскольку на помост возвратился Ричард, и они с Андре без слов поняли: что-то стряслось. Король был бледен, а когда поднял голову, на ресницах у него блеснули слезы.

– Лоншан мертв. Он неожиданно заболел, когда они доехали до Пуатье, и в ту же неделю умер…

Андре и Отто выразили свои соболезнования, а когда весть разнеслась, к помосту стали подходить и другие придворные с таким же намерением. Всем было неловко, поскольку канцлер оставался противоречивой личностью. Понимая это, Ричард сказал почти с укоризной:

– Здесь мало кто станет его оплакивать.

Поскольку это было правдой, никто не знал, что ответить. Наконец Отто сумел подобрать подходящие слова:

– Но ты станешь горевать о нем, дядя, а для него только это имело значение.

Ричард помолчал, вспоминая о замке