Его Искушение - Анна Гур

— Базар у меня к тебе конкретный, Кац, — наконец, не выдерживает игру в гляделки, начинает: — Мы не последние люди, пришлые, но с нами можно договориться. Я предлагаю тебе выгодную сделку в особо крупном размере на постоянных условиях.

- Я здесь для того, чтобы выслушать твое предложение, Смола.

— Мне нужны доступы, чтобы проводить операции в порту и через тебя трансфер в штат.

— Борзая заява.

Хмурится.

— Я пока, Кровавый, выказываю уважение, хотя могу устроить конкретное гасилово на местах.

— Интересно ты мирный базар начинаешь, братан.

Кривлю губу и окидываю взглядом двух сподручных Вадима. Запоминаю детали. Каримов и Васильев. Второе и третье лицо синдиката, и то, что Смола рискнул притащиться вместе с ними на стрелку, говорит мне о двух вещах. Первое, он уверен в своей непобедимости, второе, а вот об этом нужно еще подумать.

— Тут такая тема, Ваня, война не нужна ни мне, ни тебе. Новые времена идут, новый бизнес, новые операции.

Киваю. Знаю я что это за операции. Только в отличие от того же Смолы, я по понятиям и определенные сферы не трогаю. То, чем промышляет он, живая контрабанда в контейнерах, не моя тема. Во мне еще пацан не помер, который дружбанов своих в болоте схоронил.

И братва пришлая сейчас получает свой волчий билет с моей стороны. Говорю же следующее:

— Я понимаю твои замуты, ценю, что уважение выказал, поделился наметками, но порт для подобных операций закрыт.

Вскидывает бровь, не ожидал, что в лоб отказ получит. Контроль теряет над собой на доли секунд, но мне хватает, чтобы засечь, как косится на блондина перед тем, как ответ дать.

Считываю все то, что от меня скрыть пытаются. Выводы свои делаю. Именно сейчас Смола мне ярко демонстрирует, какая очередность в иерархии синдиката.

— Худой мне говорил, что ты мужик деловой, умеешь трезво да здраво оценивать плюсы да минусы ситуации, но, видать, в последнее время Кровавый слабину дает…

Кулаки сжимаются с хрустом.

— Не путай что и кому говоришь.

Весь напрягается. Злость свою утаить не может, а потом в меня слова летят, как стрелы с ядом на концах:

— Тут слушок один ходит. Народ базарит, что хватку царь теряет. Игрушка, говорят, у тебя появилась красивая, такая блондинистая моделька, которую ты упорно не сливаешь…

Только одно упоминание, один прозрачный намек и кровь вскипает так, что жилы пухнут, поражаюсь, как пиджак не трещит по швам. Подбираюсь и проговариваю, глядя в глаза оппонента:

— Ты на стрелку завалился, чтобы потрендеть о том, кого и в каком порядке я предпочитаю?

Давлю взглядом, внутри меня буря, ураган и четкое желание загрызть любого, кто хоть пальцем посмеет прикоснуться к моей личной игрушке.

Не выдерживает натиска Вадим, моргает.

— Нет. Кровавый. Я всего лишь надеялся на послабление.

— Его не будет.

Отвечаю четко с расстановкой и слышу, как Серебряков сжимает кожаную папку так, что она издает скрип, чиркает подобно ножечку по натянутым нервам.

— Я тебя понял, Царь. Принял твой ответ.

Склоняет голову, но не почтение выказывает, повадки шакалов демонстрирует, которые так вцепляются в глотку.

— Тебе срок даю, считай, таймер включаю, а я ведь пунктуальный. Уходи с миром, Смола. Останешься в городе и попытаешься проводить операции, я включу ответку.

Ухмыляется, кривит губы, а на висках капли пота выступили.

Играет языком, показывая оскал.

— Ну что же…

Откупоривает бутылку, наливает стопочку.

— Твое здоровье, Кровавый.

Осушает махом и встает. За ним поднимаются поверенные. Еще пара мгновений и мы с Серебряковым остаемся одни.

Встаю и опять подхожу к своему посту наблюдения. Замечаю, как Смолу с его сподручными окружают со всех сторон. Он покидает клуб в плотном кольце. Охрана у Вадима приличная, многое сегодня я сам прощупал, увидел, убедился.

Неоновые лучи весело играют над веселящейся толпой, проявляя хаотичность движений.

— Ты должен был поделиться, Ваня, новые времена пришли, можно было войти в долю…

— Двум царям на одной земле не бывать, Сашка.

Выдох.

— Так ты потеряешь все. Тебе не победить Смольного, он поддержкой заручился, иначе бы так ровно не базарил.

— Смола весьма информирован, ты не находишь? — прерываю партнера и замолкаю, ответ хочу услышать.

— Он так же, как и мы, собирает информацию, Иван

— Интересная у него информация, оперативно работают, Саша, на опережение, я бы сказал.

Чувствую недовольство кореша, оно буквально в воздухе витает, страх чую. Он всегда гнильцой отдает.

Меня сильно интересует, откуда у Вадима определенная инфа по куколке. Прознали и сразу же применили информацию. Откуда же слив идет?

Разворачиваюсь на каблуках и смотрю в глаза своего партнера. Серебряков. Только сейчас фамилия его внимание привлекает. Отдает от нее эхом истории про тридцать серебряников…

— Иван, ты не выстоишь перед объединенным синдикатом. Замашки твои праведника слишком мешают. Мы бабло рубить можем. Считай, ты сейчас золотую жилу перекрываешь.

— Свободен. Серебряков. Пока.

Губы поджимает и жест такой до оскомины брезгливый, что хочется шваркнуть мужика лицом об стену, чтобы стереть это выражение.

— Ты себе смертный приговор подписываешь, Кровавый, из-за своих моральных принципов.

— Болтаешь много, на выход.

Приказ по факту и дверь закрывается с тихим щелчком.

Интересно все выворачивается и сейчас не суть важно, как просочилась инфа об Авроре. Шило в мешке не утаить. В моей жизни появилась женщина. Поначалу мимолетное увлечение, но с каждой секундой рядом с ней во мне просыпается тот, кто должен был быть давно мертв.

Выдыхаю воздух сквозь сжатые зубы. Тяжелые времена грядут. Народу вокруг много, только это все пшик. Те, кто сильнее всего поддакивают, самые опасные, у них разгон от дружбы в засос до удара в спину секунда.

Рассматриваю выкручивающихся вокруг своей оси девиц и ничего. Никак не вкатывает. Все с того самого момента, как в мой кабинет влетела одна обернутая лентами куколка.

Пока народ не понял, является ли Аврора моим болевым. Но прощупали однозначно.

— Не вовремя ты появилась, Рори, не вовремя. Считай, что мишень на голову нацепила и она ярким красным бельмом у всех на глазу горит.

Прикрываю глаза, и куколка сразу появляется, как наяву вижу, как холодные руки на груди сжимает и пальцы трясутся от волнения, смотрит глазищами своими ярко-малахитовыми, до нутра прошивает. Бесовка.