Небосвод мечей - Дейв Дункан

— Тогда он вскочил и толкнул своего брата, который был больше, но он не ожидал удара, поэтому оступился, наклонился назад и упал, крича и кувыркаясь, прямо на скалы, в море.

Теперь она рыдала, орошая слезами грудь Пса.

— Уже плачешь? Дальше — хуже.

— Продолжай.

Она хотела все знать, хотела, чтобы он доверял ей, но не ожидала ничего столь ужасного.

— Кузнец пришел в ярость, потому что — убийца прикончил его жену и любимого сына. Он назвал убийцу зверем и сказал, что ему нельзя жить с людьми. Заковал его шею в железный ошейник и привязал его голым на цепь с собаками и швырял ему еду на землю. Он бил его каждую ночь. Он бил его кулаками по лицу и выбил все зубы. Он порол его, тянул за цепь с такой силой, что зверь едва мог дышать. Но однажды кузнец выпил больше, чем обычно, и отключился, не добив его до конца, так что зверь смог обернуть цепь вокруг шеи отца и задушить его.

— О духи! О Пес, Пес!

Она попыталась поцеловать его, приласкать, сделать хоть что-нибудь, чтобы облегчить его боль, но Клинок отворачивался.

И продолжал свою ужасную историю:

— Зверь думал, что он умрет от голода, потому что по-прежнему сидел на цепи, или ему придется съесть тело кузнеца, а потом и всех собак и только потом умереть от голода. Однако прежде чем он проголодался настолько, чтобы приступить к еде — дня через два, — сосед услышал собачий вой и пришел посмотреть. Он отпустил зверя, нашел ему одежду и велел бежать.

Хриплый голос замолк. Только ветер и прибой…

— Ох, Пес, Пес… Ты ни в чем не виноват, любимый. — Она чуть не задохнулась. — Твой отец оплодотворил твою мать. Если ребенок оказался слишком большим, это его вина, а не твоя. Твой брат первым тебя ударил, а потом произошел несчастный случай. Любой отец, который так обращается со своим сыном, заслуживает смерти.

Он знал это, знал всегда, но этого было мало. Она опустила руку, чтобы окончательно убедиться.

— Он вернулся, — прошептала она. — Ты снова мужчина.

— Зверь.

— Мужчина. Мой мужчина.

— Ты все еще хочешь меня? После того, что я рассказал тебе?

— О, любимый, больше чем раньше.

Они занимались любовью так, как никогда прежде. Пришло время откровений, когда люди понимают, что такое любовь как она есть. После трехдневной скачки соитие оказалось мучительно болезненным, но Малин да не отказалась бы от него и за сокровищницу Скиррии.

— Ты не спишь? — пробормотал он.

Она только-только приступила к этому чудесному занятию. Иногда бессонница Клинков страшно раздражала.

— Нет, дорогой. Давай дальше. Еще разок.

— Не говори глупостей, женщина.

— Тогда просто обними меня.

На такой узкой кровати выбора у него все равно не было. Они лежали, тесно прижавшись друг к другу, объединенные жаром тел.

— Ты разбираешься в заклинаниях?

— Очень слабо.

— Если маги могут видеть будущее, почему они не могут видеть прошлое?

— Что?

— Они ведь могут разговаривать с мертвыми, да?

Мать, брат, отец? Она хотела сказать: «Да, некоторые способны вызывать мертвых и разговаривать с ними — только на краткий срок и всего один раз. Никто не говорит, что они воскрешают мертвых». Но проще было пробормотать просто «да». Так хочется спать…

Его голос то появлялся, то вновь исчезал.

— То есть, если они могут говорить с мертвыми, они могут их предупредить? Секунды важнее, чем годы. Одно мгновение может изменить твою жизнь навсегда.

Хм-м-м?

— И ты знаешь, какое мгновение?

— Шестой месяц 350 года… вычислил… должен попасть туда всего на минуту или на две… предупредить отца, чтобы он держался подальше от матери в следующем месяце… иначе ничего хорошего не получится…

Тогда не получится и Пса, о чем и помыслить было страшно, но Малинда слишком хотела спать, чтобы сказать об этом.

Хотя у меня самой время является ведущим, четыре года обучения в Оукендауне принесли мне немалую пользу. Я не устаю изумляться ее [Малинды] властью над этим элементом. Начиная от уверенных шагов в бальном зале и заканчивая поразительным терпением на охоте, она никогда не оступилась и ни разу не ошиблась тем долгим, полным неопределенностей летом 369 года…

Сестра Минутка,

личный доклад Матери-настоятельнице

Вся следующая неделя протекла в непрерывном урагане счастья. Вместе с Псом Малинда навестила любимые уголки своего детства, встречаясь со старыми друзьями, которые теперь стали ужасно почтенными. Остальные Клинки бегали вокруг, словно щенята, изучая пещеры и потайные ходы, понимая, что все жители острова на стороне принцессы, и целая армия никогда не найдет ее на Королевском Мысе, если она того не пожелает. Она пребывала в эйфории. Пес по-прежнему не смеялся и не улыбался, но когда она просила, он говорил, что любит ее и тоже счастлив.

Удалось найти общий язык даже со злобным сэром Тьерри. Где-то между вечером, когда она приехала, и следующим утром, когда впервые увидела его трезвым, Тьерри явственно стал питать ужас к Клинкам, особенно к Псу. Она не хотела знать, как им удалось этого добиться; вполне возможно, что его заставили досчитать до сорока девяти, держа за ногу над морским утесом. Он постоянно жаловался, что ему необходимы дополнительные средства, чтобы открыть Кингстед; принцесса велела ему обратиться в Казну и терпеливо ждать. Хотя Малинда привезла с собой кучу денег, у нее не было ни малейшего намерения оказывать правительству Гренвилла финансовую помощь, тем более из средств, предоставленных ей лордом Роландом.

Все равно поместье привели в порядок. Комнаты вымыли и вычистили, деревья и кусты подстригли. Королевский Мыс расцвел, словно утренняя маргаритка: отцы поспешно обучали сыновей ходить за лошадьми и прислуживать за столом, матери показывали дочерям, как нужно стелить господские постели — и, возможно, рассказывали легенды о том, как текло золото в прежние времена. Лучше было не задавать лишних вопросов.

Время играло против них.

— Как мало! — прошептала Малинда на третью или четвертую ночь, укладываясь в очень узкую постель. — Гренвилл выдаст меня замуж. Мы должны поймать всех бабочек счастья.

— Вылизать все капли страсти, — пробормотал Пес где-то около ее левого уха.

— Не будь таким противным. Вот еще беда — сколько времени мы сможем доверять твоему кольцу? Как его снова заколдовать?

Он нежно поцеловал ее в шею.

— Не волнуйся. Попросил у канцлера до отъезда из Греймера.