За пределами любви - Анатолий Тосс

– Зачем тебе была нужна мама, если есть я? Ты убил ее, чтобы остаться со мной. Чтобы спать со мной. Пока она была рядом, она бы тебе не позволила. А так видишь, как получилось… – Она помедлила, не зная, как продолжить. – Видишь, теперь ты спишь со мной.

– Но я же не знал, – слова будто выдавливались из него, медленно, с натугой. – Я же не знал, что так получится.

– Ты не знал? – не поверила Элизабет. – Ты все знал.

– Но ты же сама, первая… – Опять пауза. – Ты сама пришла ко мне. Ты сама все сделала. Я бы никогда не посмел…

Элизабет снова пожала плечами. Там, за окном, рассвет был намного ярче, чем здесь, в комнате, хотя и более неразборчивый, туманный.

– Ты все знал, – повторила она. – По-другому и быть не могло.

Она ждала, что он начнет отрицать, оправдываться, что он повернется к ней, попытается растопить, рассеять ее подозрения своим пропитанным влагой, мольбой, преданностью взглядом. Но она ошиблась.

– Ну и что, ты теперь пойдешь и расскажешь Крэнтону? – проговорил Влэд, тоже не отрываясь от окна.

Странно, но о том, чтобы пойти к Крэнтону, Элизабет не думала. Получалось, что он сам сейчас подсказал ей.

– Не знаю, – ответила Элизабет. Она и в самом деле не знала.

Теперь они молчали оба, долго, но молчание не угнетало. Рассвет, похоже, захватил и подавил их. Они лежали и совсем не касались друг друга.

– Там у них многое не сходится. Улики. Они проверяли. Тот, кто убил Дину, должен был провести с ней много времени, много часов. Там все сложно. А я никогда не уезжал больше чем на два часа. Они проверяли. Да и многое другое не сходится.

Ничего этого Элизабет не знала. Да и не хотела знать.

– Может быть, у тебя есть сообщник, – предположила она, но не настойчиво – так, на всякий случай.

– Откуда у меня сообщник? – теперь уже он пожал плечами. Элизабет поняла это по шороху подушки.

– Кто знает, – ответила она, чтобы что-то ответить. Больше ей нечего было сказать, и она ничего не сказала.

А потом, когда рассвет окончательно растворил ее в себе, когда уже ничего не имело значения, кроме одного, она все же приподнялась на локте и все же заглянула ему в глаза. Она нашла в них все, что ожидала, – и печаль, и мольбу, и преданность. Какую-то животную, собачью, безусловную, которая ничего не умела, кроме одного – любить ее.

И все произошло еще раз, именно так, как и должно было произойти, именно так, как она хотела. Снова возникли резкие, цветные вспышки, сначала одиночные, потом они покрыли все пространство, все без исключения, а следом завихрились туннели, по которым она неслась и скользила и не успевала насладиться их переплетенной бесконечностью. К которой она уже начала привыкать.

Новый учебный год начинался через три недели, но для Элизабет он так и не наступил. Потому что однажды, когда она шла по улице вдоль похожих один на другой, больших, старых, не скрывающих пристойного благополучия домов, вдоль таких же больших, старых деревьев, на поперечной улице, ярдах в ста от поворота, справа она увидела красный «Бьюик» с закрытым матерчатым верхом. Именно тот, который она заметила на кладбище.

Сердце тут же сжалось. Что делать? Повернуть назад, домой, спрятаться в нем, схорониться, позвать Влэда? Или не обращать внимания, продолжать идти по улице, будто она ничего не заметила? Или же наоборот, подойти к красному «Бьюику», посмотреть, кто в нем сидит? Хотя бы посмотреть. А может, и заговорить, задать вопросы, попытаться разобраться самой…

Она так и не успела решить. Ноги сами повернули направо и сами зашагали в сторону «Бьюика» – чем ближе она подходила к нему, тем ярче отсвечивали на его глянцевой выпуклой поверхности блики солнца. Элизабет уже успела запомнить номер, успела разглядеть через узкое окошко на горбатом багажнике две головы внутри салона. Ей опять показалось, что одна из них – женская, очень знакомая, во всяком случае, по прическе.

Сердце с каждым шагом, с каждым глухим ударом плескало концентрированным, перенасыщенным раствором вверх, к горлу, к голове, и они немели, становились бессмысленными, ненужными, на них уже нельзя было положиться, им невозможно было доверять.

Еще несколько шагов… А что, если дверь сейчас откроется и из нее выйдет… Кто? Убийца? Убийцы? Если они схватят ее и затолкают в машину? Ведь это опасно. Очень опасно. Конечно, она будет сопротивляться, кричать. Но кто услышит ее здесь в полдень рабочего дня? Улица словно вымерла, ни одного человека. Может быть, повернуться, пойти назад, побежать?

Но ноги перестали слушать воспаленный, бессильный мозг, они вышли из подчинения, они делали то, что и должны делать ноги, – тупо передвигали тело вперед.

Элизабет еще раз оглянулась по сторонам. Слава богу, из-за угла дома, третьего по счету от перекрестка по правой стороне, вышел человек. Элизабет пригляделась – она знала его, он жил здесь, его звали мистер Дэймон, не то Дэн, не то Дэвид.

– Добрый день, мистер Дэймон, – громко сказала, почти прокричала Элизабет.

– Добрый день, Элизабет, – заулыбался он ей в ответ. – Куда идешь?

– Да так, по делам, – ответила она и даже ухитрилась улыбнуться.

– Ну да, ну да, – закивал тот.

«Теперь, если они меня похитят, он сообщит в полицию», – подумала Элизабет, так и не остановившись. Слово «полиция» неожиданно резануло ее, почему-то она никогда не думала о полиции.

До «Бьюика» оставалось шагов двадцать, не больше, еще немного, и она поравняется с ним, заглянет в боковое стекло и увидит лица. А вдруг в женщине со знакомой прической она узнает… Нет, этого не может быть. Она видела маму, накрытую белой простыней, видела маленькое коричневое пятно у виска, она видела, как заколоченный гроб опускают в могилу, засыпают землей. Но что, если вдруг…

Но Элизабет не суждено было узнать. Когда до «Бьюика» оставалось совсем чуть-чуть, он вдруг сдвинулся – натужно, словно превозмогая себя. Массивные колеса тяжело провернулись, шурша мелким, разбросанным по обочине щебнем, и, едва справившись с тяжестью наваленного на них груза, потащили его от Элизабет. Она прибавила шаг, машина ползла так медленно, едва-едва, что казалось, ее ничего не стоит догнать. Надо лишь захотеть. И Элизабет хотела – до учащенного сердцебиения, до боли в напряженных мышцах – догнать эту призрачную, но такую реальную, манящую, дразнящую машину. Только бы догнать, только бы заглянуть внутрь, только бы убедиться… больше ей не нужно ничего.

Но догнать не удавалось. Элизабет шла все быстрее, потом перешла на бег, но и машина катилась быстрее, и получалось так, что расстояние между ними не менялось: ни машине не удавалось оторваться от Элизабет, ни Элизабет – догнать машину. Она пробежала ярдов тридцать, казалось, что «Бьюик» дразнит ее, играет по своим, прямо тут же выдуманным правилам, и Элизабет осознала тщетность своих попыток догнать машину, заглянуть внутрь, понять, разобраться во всем.