Дживс и Вустер - Пэлем Грэнвилл Вудхауз

буду в следующий раз молиться, обязательно распишу в красках ваши благодеяния. Но что вас занесло в эти края? Кстати, где мы находимся?

– На Керзон-стрит, сэр.

– Да, конечно. Я бы сам сообразил, если бы не погрузился в размышления.

– Вы были погружены в размышления, сэр?

– С головой. Я расскажу об этом после. Кажется, здесь неподалеку находится ваш клуб?

– Да, сэр, за углом. В ваше отсутствие я упаковал вещи и решил пойти туда пообедать.

– На мое счастье. Если бы вы не пошли в клуб, я был бы сейчас… Как там в вашей прибаутке? Где про колесо.

– «Всего лишь пыль под колесом твоей повозки»[920], сэр.

– Или, скорее, повозки таксиста. Почему вы так испытующе на меня смотрите, Дживс?

– Мне кажется, что после этого неприятного происшествия у вас несколько взъерошенный вид, сэр. Если вы позволите, я бы предложил вам сейчас направиться вместе со мной в клуб «Ганимед».

– Понял. Вы меня там умоете и почистите.

– Именно так, сэр.

– И может быть, дадите виски с содовой?

– Разумеется, сэр.

– Мне это будет очень кстати. Медяк без пяти минут трезвенник, так что коктейлей мы до обеда не пили. И знаете, почему он не пьет? Потому что девица, с которой он помолвлен, неразумно толкает его к воздержанию от спиртного. И знаете, кто эта девица? Моя двоюродная сестра Флоренс Крэй.

– В самом деле, сэр?

Разумеется, я не рассчитывал, что он выпучит глаза и запрыгает по тротуару: он сдержанно реагировал на любую новость, какой бы сногсшибательной она ни была; но я понял по тому, как изогнулась и поднялась на три миллиметра его бровь, что мое сообщение его заинтересовало. И его реплика «В самом деле, сэр?» несла, что называется, большую смысловую нагрузку. Он подразумевал под этим, что такой поворот событий мне на руку, потому что как только бывшая невеста заключает новую помолвку, она перестает представлять потенциальную угрозу для бывшего жениха, и можно больше не опасаться, что она вдруг передумает. Я разгадал подтекст и полностью согласился с Дживсом, хотя, естественно, не заявил об этом вслух.

Дело в том, что Дживс всегда помогает мне выпутываться из недоразумений с прекрасным полом, и он знает всю подноготную про разнообразных женщин, которым время от времени едва не удается затащить меня под венец: но, разумеется, мы с ним не обсуждаем их. Обсуждать женщину, на наш взгляд, значит трепать ее имя, а трепать имя женщины не в правилах Вустеров. И Дживсов тоже. Не поручусь за Чарли Силверсмита, но думаю, что и он не нарушает в этом отношении моральный кодекс. Подобные неписаные правила впитываются с молоком матери.

Словом, я просто сообщил Дживсу, что Флоренс заставила Медяка баллотироваться в парламент и что мы будем агитировать за него избирателей, и попросил его не жалеть сил, чтобы сформировать у них надлежащее мнение. После того как он ответил: «Да, сэр», «Слушаюсь, сэр» и «Понимаю, сэр», – мы проследовали в клуб «Ганимед».

В клубе было как нельзя уютней. Неудивительно, что Дживс предпочитает проводить здесь большую часть свободного времени. По сравнению с «Клубом шалопаев» этот клуб, конечно, был пресноват. Я справедливо предполагал, что не увижу здесь в обеденное время ни разбросанного хлеба, ни рассыпанного сахара: это никак не вязалось бы с тем, что здешняя публика – пожилые дворецкие и камердинеры в летах, однако в отношении комфорта пожаловаться было не на что. Грохнувшись на мостовую, я ушиб мягкие места, и я почувствовал себя лучше только после того, как, умытый и почищенный, снова в полном параде погрузился в глубокое кресло в курительной комнате.

Потягивая виски с содовой, я вернулся к разговору о баллотировке Медяка, которая, естественно, была темой дня.

– Думаете, он имеет шансы, Дживс?

Он ответил не с кондачка, а все взвесив, как будто решался на вложение денег.

– Трудно сказать, сэр. Маркет-Снодсбери, как и многие другие провинциальные городки Англии, можно назвать чопорным. Там придают большое значение респектабельности.

– Медяк достаточно респектабелен.

– Вы правы, сэр, но вам же известно: он человек с прошлым.

– Так, мелкие грешки.

– Однако узнай о них избиратели – и он лишится их поддержки.

– Но ведь узнать им неоткуда. Правда, он есть в клубной книге…

– Одиннадцать страниц, сэр.

– Но вы уверяете, что ее содержание никогда не будет разглашено.

– Никогда, сэр. На этот счет мистер Уиншип может быть совершенно спокоен.

От слов Дживса я вздохнул свободнее.

– Дживс, – сказал я, – от ваших слов я вздохнул свободнее. Вы же знаете, я всегда тревожусь из-за клубной книги. Ее ведь хранят под замком?

– В общем, нет, сэр, но она надежно пристроена в кабинете секретаря.

– Тогда не о чем беспокоиться.

– Я бы так не сказал, сэр. У мистера Уиншипа, наверно, были товарищи по проделкам, и они могут по неосторожности поделиться с кем-нибудь воспоминаниями, которые попадут в светскую хронику крупных газет и оттуда – в газеты Маркет-Снодсбери. По-моему, их всего две, и одна из них – непримиримый противник консерваторов, которых представляет мистер Уиншип. Такое может произойти, и последствия будут катастрофическими. В данный момент я не имею возможности узнать, кто именно соперник мистера Уиншипа, но я уверен, что он – образец респектабельности и что его прошлое можно без ущерба для него подвергнуть самому дотошному расследованию.

– Что за мрачность, Дживс? Почему вы не рвете розы? Поэт Геррик осудил бы вас.

– Простите, сэр. Я не знал, что вы принимаете судьбу мистера Уиншипа так близко к сердцу, иначе я был бы более осторожен в высказываниях. Для него очень важно победить на выборах?