От Русско-турецкой до Мировой войны. Воспоминания о службе. 1868-1918 - Эдуард Экк

– А где же находятся ваши жены и дети?

– Спрятаны в горах, но стало так холодно, что им там больше оставаться нельзя.

– И вам не стыдно не признаваться, что вы прячете свои семьи от нас как от диких зверей? Немедленно приводите их домой, ручаюсь вам за полную их безопасность.

На другой же день все семьи были водворены по домам и жизнь местного населения вошла в нормальную колею, насколько это возможно в военное время. Через несколько дней во двор нашей фанзы торжественно вошла та же депутация, остановилась перед крыльцом и просила через переводчика, чтобы я вышел к ним.

Когда я вышел на крыльцо, все пришедшие стояли со скрещенными на груди руками, на каждой руке прислоненной к груди по три бутылки вина. Старший из них передал благодарность за доброе отношение к ним войск и просил принять от них в знак особой их благодарности принесенное ими вино. Когда же я приказал им передать, что с удовольствием принимаю их благодарность и всегда их буду беречь, но подарка, в данном случае вина, принять никак не могу, да я не имею права и прошу их вино унести. Они это поняли так, что я недоволен качеством подарка и просили переводчика передать, что это вино куплено у приехавшего к нам маркитанта, лучшее и самое дорогое, какое у него только было. Ответив, что тем более не могу принять их подарка, я поклонился и ушел в фанзу. Долго еще оставались они на дворе, беседуя с переводчиком и наконец, недовольные, ушли.

Присматриваясь все время к 282-му Черноярскому полку, я начал замечать, что там создается какое-то нервное настроение и внутренняя жизнь полка как будто разлаживается. Когда же я об этом заговорил с командиром полка, полковник Тихонов мне откровенно признался, что старая рана (ранен еще в 1877 году 5 декабря при штурме Карса в правую руку с раздроблением локтевой кости) причиняет ему такие страдания, что он постоянно находится в сильно раздраженном состоянии и стал невыносим не только другим, но и самому себе, что при таком состоянии его командование приносит вред полку и просил о перемещении его в какую-нибудь тыловую должность. Поблагодарив его за столь благородное сознание в своей несостоятельности, обещал ввиду его боевых заслуг в прошлом и [в] периоде сентябрьских боев, устроить его возможно лучше, и тотчас же вошел с соответствующим ходатайством о перемещении полковника Тихонова на тыловую должность и с назначением командиром Черноярского полка командира 1-го батальона полковника Полянского. Оба ходатайства были уважены, и с назначением полковника Полянского Черноярский полк попал в настоящие руки и в дальнейшем стяжал себе громкую боевую славу.

Сменился командир и в 284-м Чембарском полку. Уехавший после ляоянских боев полковник Сорнев был отчислен от командования полком, и на его место назначен полковник Бемельбург, который привел полк к дивизии перед нашим выступлением в Ценхечень. С Чембарским полком прибыл в должности командира 4-го батальона и полковник Горлов, один из лучших офицеров Могилевского полка, которого я всегда особенно ценил и ходатайствовал о переводе его в 71-ю дивизию.

В последних числах октября ввиду полученных сведений о сосредоточении довольно значительных сил японцев в районе Зан-Чана было решено нашему отряду перейти еще более к востоку, в деревню Ценхечень с тем, чтобы прикрыть перевал Далин и пролегавший через него путь на Фушун-Телин.

В д. Ценхечень мы перешли второго ноября и тотчас же приступили к выбору и укреплению позиции. Сама деревня была расположена в долине на большом пути от Фушуна через д. Сонлунью – Далинский перевал на Зан-Чан.

Выбор укрепленной позиции в этот раз не представило тех затруднений, что в д. Импань. Мы уже привыкли к горам и перед нами были три характерные группы сопок, разделенные двумя долинами, по которым пролегали дороги и протекала речка Цинь-Чо-Хе. Все три группы были укреплены, и укрепление их совершенствовалось во все время нашего пребывания на этих позициях. Главной группой, составлявшей ключ всей позиции, являлись сопки, названные впоследствии Бересневскими, по фамилии подполковника Береснева, занимавшего их тремя ротами Бугульминского полка.

Полки расположились: 282-й Черноярский и 284-й Чембарский в самой д. Ценхечень. 283-й Богульминский в землянках на площадке у деревни за Бересневскими сопками, отделенные от них долиною р. Цень-Чо-Хе и большою дорогой, проходившей вдоль русла речки. Штаб генерала Ренненкампфа стал на ханшинном заводе в версте от д. Ценхечень, штаб 71-й дивизии – в крайней к югу из фанз, прилегавших к заводу. Четвертого ноября прибыл к нам состоявший в распоряжении командующего армией Генерального штаба генерал-майор Иванов и передал, что генерал-адъютант Куропаткин очень озабочен поступавшими к нему донесениями полковника Мадритова о постоянном продвижении к востоку крупных сил японцев в обход нашего левого фланга и что за последние дни эти силы Мадритов определял в 80 000 человек. Командующий армией озабочен еще и тем, что ничего подобного не поступает от нас. Он не требует от нас проверки этих сведений, но был бы нам очень благодарен, если бы мы произвели рекогносцировку в районе Депиндушана – Сензентина.

Мы с Павлом Карловичем абсолютно недоумевали, откуда Мадритов собирает подобные совершенно неверные сведения, но, видя беспокойство командующего армией, порешили произвести рекогносцировку и добытыми данными успокоить его.

Пятого ноября был сформирован отряд из двух батальонов пехоты, по одному от Чембарского и Бугульминского полков, чтобы не слишком ослаблять рабочую силу на участках, одной полевой и одной горной батарей и 2-го Нерчинского казачьего полка[188] (6 сотен). С этим отрядом мы выступили утром 6-го в направлении на д. Уй-Дзи-Юй-Дзи – Дапиндушан.

На первом же перевале мы натолкнулись на японские передовые части, которые после непродолжительной перестрелки были сбиты спешенными частями казаков и отошли к югу. Далее мы следовали беспрепятственно и к сумеркам достигли д. Уй-Дзи-Юй-Дзи, где и остановились на ночлег, направив пять сотен 2-го Нерчинского полка в район Дапнидушана.

Богатое село Уй-Дзи-Юй-Дзи имело много прекрасных фанз, которые было легко приспособить к обороне. Охранение – две роты Чембарского полка, было выставлено на сопках к югу от деревни, причем им было предписано быть особенно бдительными и, стоя на сопках по обе стороны дороги на Зан-Чан, самую долину охранять непрерывным патрулированием. Ночь прошла спокойно, и только в шестом часу утра мы неожиданно оказались под ружейным огнем. Пули сыпались как горох по черепичным крышам фанз. Очевидно, охранение на рассвете просмотрело подход японцев и было сбито.

Я вышел на главную улицу села и тотчас же увидал картину вполне меня удовлетворившую. Несмотря на частый огонь, посередине улицы стоял командир Бугульминского полка и направлял роты, выходившие, как на учения. Поздоровавшись с людьми, я приказал одну роту направить для преграждения долины, остальные на намеченные еще вчера высоты.