Тарантул - Сергей Валяев

— Кто?! — крикнул, заметив под водительским местом кусок морских водорослей; потом понял — парик.

В последний миг своего земного существования несчастный дядя Грымз узнал меня и прохрипел:

— Д-д-джафар… — и поник головой.

Последнее, что я успел приметить: розы, лежащие на его коленях; они были упакованы в фольгу. И казалось, что цветы пропитаны кровью. И благоухают ею.

В подобных экстремальных ситуациях время будто исчезает: мне показалось, прошла вечность, прежде чем я вернулся в реальность. Но прыгнув в джип, обнаружил впереди мелькающий лакированный, как туфель, зад БМВ.

— Гони, Сурок! — заорал я. — Сделаем, сук!

— А если они нас?

— Не бойся, пастушок, — тянулся к спортивной сумке, валяющейся на заднем сидении. — Укрепим веру врага свинцовым приветом, — тащил старенький и надежный АКМ. — Не подведи, родной Калашик, — отщелкнул предохранитель.

Признаться, действовал в эмоциональном угаре; так и не научился сдерживать свои чувства. На то была причина: появился реальный шанс приблизиться к неуловимым призракам.

Наш вездеходный джип чувствовал себя на обледенелой дороге куда увереннее, чем престижная колымажка, не привыкшая к подобным варварским испытаниям ходовой части.

Мы медленно приближались к БМВ — встречные авто мелькали, как все те же болиды в мозаичном космическом пространстве. Рвущийся холодный ветер в лицо доказывал, что находимся в межгалактической дыре, где случайно проросла коралловая жизнь, блекло отражающаяся на бампере БМВ. Сколько потенциальных трупов находилось в лимузине не знал — стекла его были тонированы. Нет, я не ставил перед собой такой жесткой задачи: как правило, труп молчалив и с ним не поговоришь про жизнь. Я решил лишь сбить самоуверенный драндулет с трассы. Короткими автоматическими очередями. Как меня учили.

Увы, часто наши желания и мечты расходятся с действительностью. Моя попытка пробить шипованные колеса оказалась неудачной. Пули прошили бензобак и яркая даже в солнечном морозном деньке огненно-хвостатая комета улетела с магистральной траектории. Ухнул взрыв — и над чистым снегом, точно прорвался огромный мешок с сажей.

— Мама-мия! — завопил Сурок. — Что же это такое?!

— Нехорошо получилось, опять трупы, — признался. — Дорога проклятая, как каток.

— Я про другое, — переживал мой юный друг. — Полмиллиона баксов в дым!..

— Дело житейское, наживное, — вздохнул я. — А вот ниточку потеряли.

— Наживное? — не слушали меня. — За всю жизнь не нажить, мать моя!..

— Прекрати скулеж, — не выдержал. — В следующий раз сам работай.

— А будет следующий-то?

— Все возможно, — хекнул я. — Как в том анекдоте, — и рассказал историю про русского Ванюху, который затребовал у золотой рыбки ящик водки и америкашку с французиком возвернуть обратно на необитаемый остров.

Мы возвращались в Ветрово — у такси с открытыми дверцами находилась машина ПМГ, её сапфировый по цвету маячок на крыше кружил, искрясь, как новогодний шарик на елке.

Старт Нового года даже для меня был слишком резв, словно я находился на аэродинамических санях, мчащимся по антарктическим просторам в ралли «Саха — Аляска». Боюсь предположить, что последует дальше, если гонка будет продолжаться в таком невероятном темпе. И главное, нельзя остановиться. Либо я перерву ленту на финише, либо…

О дурном думать не хотелось, слишком праздничным был новый денек. Холодный воздух был настолько прозрачен от январского солнца и снега, что все происходящее несколькими минутами назад казалось нелепой химерой.

Противоестественные события происходят в моем ныне капитализированном отечестве. Такое впечатление, что наши души уже скопом отданы всемогущему дьяволу, который прячется под маской доброго дедушки Мороза-красного (от чрезмерного возлияния) носа, побрякивающего торбой с презренным металлом. Не многие устоят от соблазна владеть несколькими монетками, якобы дающим независимость и свободу. Чтобы это понять, надо пройти через смрад войны и увидеть смерть друзей?

Мой юный друг Сурок, вижу, переживает за сожженную бумагу. Не за тех, кто сгорел в огненном болиде БМВ. Конечно, они враги наши, но вроде как и люди. Я-то имею право на равнодушие, а вот откуда это у него, молодого? Вопрос скорее риторический: мы все обречены дышать ядовитым смогом от политической идиотии.

— Эх, — вздохнул Сурков. — Если б свезло, засветил бы свадебку на все Ветрово.

— Свадьбу? — удивился. — А невеста кто? Анджела?

— Не, — обиделся. — Очень хорошая девушка.

— Сколько лет, жених?

— Скоро восемнадцать.

— И куда спешишь?

— Теперь никуда, — вздохнул. — Полмиллиона баксов в пепел…

Я в сердцах плюнул и пригрозил пристрелить халявщика, если не прекратит стенания. Не успел возникнуть в мире, а уже мечтает о чудесах в решете и зеленой листве в ней.

— А без капусты не туда и не сюда, — признался Сурок. — Никакой любви.

— Ты что, козел? — спросил я. — И какая это тогда любовь?

— Любовь, — перевел дух и пошутил. — А за козла ответишь.

Мы расстались у ресторана «Эсspress», где перспективный женишок был приглашен якобы на семейный (со стороны невесты) рождественский обед. Он попытался было затащить и меня; я тактично отказался, представив себя в коллективе, дружно хлебающем горячие щи под разжиженную водой теплую водочку.

Покинув автомобиль, суженый поспешил в ресторан. Перепрыгивал козликом через сугробы; был ломок и нескладен. У кадушек с туями, покрытыми все тем же серебряным дождиком, оглянулся и отмахнул рукой. Я в ответ нажал на клаксон и отправился домой спать. Мечтал спать, как горняк из прошлой счастливой жизни, когда была возможность перевыполнять производственный план по добыче горючего сланца на 127,5 %.

Утомленный последними событиями, спал долго. Сначала бродил во мгле сновидений, затем угодил в туманное варево, постоянно проваливаясь в рытвины и ямы, наконец почувствовал под ногами твердь. Она была скользкая, как лед; это и был лед знакомого мне лесного озера. Он был чист и синел под ногами, как стеклянное небо. Я скользил по нему, находясь в состоянии легкой беспечности, так со мной было раньше в детстве. Дымка постепенно рассеивалась и я скоро увидел полынью. В ней находилось нечто малопонятное.

Сбив движение, с осторожностью приближался. После нескольких неуверенных шагов остановился: в оледенелом жабо полыньи вмерзла голова человека. Она принадлежала Сурку. Он улыбался мертвой улыбкой. Глаза его были приоткрыты и, казалось, вместо зрачков впаян горный хрусталь.

Я сделал шаг к отступлению, чувствуя, как под ногами потрескивает. Попытался бежать, беспомощно скользя по нему. А треск все усиливался, превращаясь в нестерпимый и угрожающий звук… и я проснулся.

За вечерними окнами расцветали скоротечными китайскими зонтиками рождественские фейерверки, запущенные ветровскими малолетками. Треск, крик, свист и смех сопровождали полет дешевых петард и ракет.