Рождественские истории (сборник) - Чарльз Диккенс

состояние, близкое к отчаянию. Он переводил взгляд то на стол, то на гостя, то на жену, следя за ее пантомимой в глубоком изумлении и замешательстве, — и пытаясь тем же манером спросить, в чем дело: имущество в опасности, он сам в опасности, или, может быть, она; он следил за ее губами и слышал то «майка лорда», то «мак и орден», «май и лодка» — и никак не мог понять.

В конце концов Клеменси оставила безнадежное занятие: очень медленно, понемногу подвигая свой стул поближе к незнакомцу, порой бросая на него острый взгляд, она ожидала, не задаст ли он ей еще какого вопроса.

Долго ждать не пришлось; незнакомец спросил:

— А какова дальнейшая судьба той юной леди, что сбежала? Полагаю, им известно?

Клеменси покачала головой.

— Я слыхала… ходят слухи… якобы доктор Джеддлер знает больше, чем говорит. Мисс Марион присылала мисс Грейс письма, сообщала, что благополучна и счастлива; а больше всего счастлива, что та вышла замуж за мистера Альфреда, — и мисс Грейс писала ей в ответ. Однако как именно сложилась жизнь беглянки, никто до сей поры не знает. Ничего не прояснилось до нынешней минуты, и эту тайну…

Она поколебалась и умолкла.

— И эту тайну… — повторил гость.

Клеменси быстро перевела дух.

— И эту тайну, я думаю, раскрыть может только один человек!

— Кто же?

— Мистер Майкл Уорден! — выпалила Клеменси.

Теперь-то ее супруг понял, какие слова она пыталась беззвучно ему передать, а гость — что узнан.

Голос Клеменси дрожал от нахлынувших эмоций.

— Вы помните меня, сэр? Вижу, что помните! Меня, сад и ту ночь. Это я была там с ней!

Он произнес:

— Да. Вы.

— Я, сэр. Я, конечно, я! А это вот мой муж, если позволите. Бен, дорогой Бен, беги за мисс Грейс — беги за мистером Альфредом — куда-нибудь беги, Бен! Позови же кого-нибудь, прямо сейчас!

Майкл Уорден встал между дверью и Бритом.

— Стойте! Что это вы затеяли?

Клеменси даже руками всплеснула от возбуждения.

— Пусть они узнают, что вы здесь, сэр. Пусть узнают, что могут получить известия из первых рук; пусть знают, что она не до конца потеряна, что однажды она снова вернется домой, принесет покой и благословление отцу и любящей сестре — и даже старой служанке, даже мне. Даст нам посмотреть на себя после стольких лет. — Она обхватила себя руками. — Беги, Бен, беги!

Она толкала мужа к двери, а мистер Уорден по-прежнему ее загораживал. Он расставил руки, однако на лице его отражался не гнев, а печаль.

У Клеменси перехватило дыхание. Она обогнала мужа и порывисто схватила Майкла Уордена за плащ.

— Или она тоже здесь? Наверное, здесь, где-то поблизости. Да? Ведь да? Пожалуйста, сэр, прошу вас, позвольте мне ее увидеть. Я нянчила ее, когда она была крошкой. На моих глазах она выросла и стала красавицей, нашей гордостью. Потом эта помолвка с мистером Альфредом. Я старалась ее предостеречь, когда вы уговаривали ее бежать. Я помню старый дом, когда его душой была мисс Марион, и как все изменилось, когда она сбежала. Пожалуйста, сэр, умоляю: позвольте мне с ней поговорить!

Он только молча смотрел на нее с сочувствием и некоторым изумлением.

— Я думаю, она до конца не осознает, — продолжила Клеменси, — как искренне ее простили; как ее любят; какая радость будет им всем увидеть ее вновь. Возможно, ей стыдно показаться дома. Возможно, она посмотрит на меня — и наберется духа. Только скажите правду, мистер Уорден, — она с вами?

Он покачал головой:

— Ее нет.

Этот ответ, все его поведение, черное платье, этот тихий приезд, упомянутое в объявлении намерение так и жить за границей — они объясняли все. Марион умерла.

Он ничего не отрицал. Клеменси села, уткнулась лицом в стол и заплакала.

В это мгновение в гостиницу вбежал старый седой джентльмен; он запыхался и дышал так тяжело, что в голосе его едва можно было распознать голос прежнего мистера Снитчи.

Стряпчий увидел Майкла Уордена и взволнованно оттащил подальше от хозяев.

— Благие Небеса! Каким ветром вас… — он замолчал, пытаясь отдышаться, а потом слабым голосом закончил фразу: — сюда занесло?

— Боюсь, что дурным, — ответил гость. — Если бы вы слышали, как меня сейчас упрашивали, умоляли выполнить невыполнимое, — и какой переполох, какое горе я принес с собой!

— Могу себе представить. Однако отчего вы вообще отправились сюда, мой добрый сэр?

— Сюда? Да откуда мне было знать, кто держит эту гостиницу? Я послал слугу к вам и отправился сюда, поскольку заведение показалось мне новым, незнакомым; а мне любопытно вспомнить былое; посмотреть, что в этих краях осталось по-прежнему, а что изменилось; к тому же оно расположено за городом. Я хотел прежде поговорить с вами, а уж потом объявляться. Хотел получить представление, какой прием мне здесь окажут. И по вашему поведению уже понимаю, чего мне ожидать. Давно нужно было приехать! Если бы не ваша дьявольская осторожность!

— Наша осторожность! — воскликнул стряпчий. — Выступая от своего лица и от лица Креггса, ныне покойного, — тут стряпчий коснулся траурной ленты на шляпе и покачал головой, — я не могу принять этот упрек. В чем вы вините нас, мистер Уорден? Как вы можете? Между нами было обусловлено, что соглашение пересмотру не подлежит. Вы настаивали, что такие рассудительные джентльмены, как мы с Креггсом (вы ведь именно так тогда сказали, я все записал!), не вправе вмешиваться. Наша осторожность! Когда мистер Креггс сошел в свою уважаемую могилу, сэр, в полной уверенности…

— Шесть лет назад я дал торжественную клятву молчать до самого своего возвращения, когда бы оно ни состоялось, — перебил его мистер Уорден. — И клятву свою сдержал.

Мистер Снитчи парировал:

— Да, сэр. И, повторю, мы, со своей стороны, тоже обязались хранить молчание. Во имя взаимных обязательств, во имя нашего долга перед всеми своими клиентами, и вами в том числе. Вы не захотели ничего нам доверить? В таком деликатном вопросе — ваше право. А мы не сочли для себя приемлемым наводить какие-либо справки. У меня были некоторые мысли, сэр, однако шести месяцев не прошло, как я узнал всю правду; тогда мне и подтвердили, что вы ее потеряли.

Клиент спросил требовательно:

— Узнали? От кого же?

— От самого доктора Джеддлера, сэр, который в конце концов по доброй воле сообщил мне об этом. Он, и только он знал правду все эти годы.

— А теперь знаете и вы?

— Точно так, сэр! И у меня есть основание ожидать, что завтра вечером эта правда обрушится и на старшую сестру. Так ей