Солнце на антресолях - Наталия Терентьева

Зачем мужчинам борода? Зачем эволюция или бог оставили им бороду? Для тепла? Ерунда. Чтобы скрывать свою сущность, я так думаю, потому что когда все лицо покрывает шерсть, непонятно – улыбаешься ли ты искренне или твое лицо искажает злобная гримаса. Конечно, все можно понять по глазам… Но не у моего папы. Он может смотреть совершенно непроницаемым взглядом. И ты никогда не поймешь, что у него на душе.

Я перевернула страницу. Там был рисунок. Молодой человек в полупрофиль. Симпатичный, с открытой улыбкой, таким хорошим взглядом… Таким мама видела папу. Или таким он был в молодости? Похож на сегодняшнего папу, каким я его знаю, но лишь слегка. Почему же мама перестала рисовать? И, главное, молчала, ничего не рассказывала… Так вот почему она настойчиво предлагала мне ходить в художественную школу! Теперь понятно. Сама не дорисовала потому что.

«Через несколько дней мне предстоит тот самый ответственный поход, ради которого многие сюда ехали. Существует поверье, что йети может подойти к какому-то человеку, которого он сам выберет. Ведь многие думают, что йети на самом деле существует. Я – не знаю. Сережа говорит, что он верит, что йети есть. Поэтому сюда приехал, и что йети обязательно придет к нему, потому что Сережа – искренний. Я тоже так думаю, что если он есть, то придет именно к Сереже, потому что он необыкновенный человек. И очень хороший.

Сегодня мы с Сережей долго разговаривали. Сначала я только слушала, но ему было интересно мое мнение, поэтому мне пришлось собраться и отвечать. Хотя разговаривать с ним сложно, он слишком умный».

Да что мама придумывает! Она прекрасно говорит, у нее хорошее образование, она много читала. Просто у нее странная реакция на папу, неправильная.

«Сережа спросил меня:

– Ты не боишься оставаться ночью одна в горах?

Условие такое – каждый, кто хочет, уходит на одну ночь в горы. Это испытание человека. «Ночевка с обезьяной», так шутят некоторые. Но Сережа относится к этому очень серьезно.

– Я… немного боюсь, – ответила я честно.

– Так что, пойдешь?

– Да, – кивнула я, невольно любуясь им. Какое интересное лицо – твердый подбородок, хороший овал лица, правильный лоб. Надо будет попробовать нарисовать его…

– А я подожду. Пообвыкну пока.

– Мне сказали – на этой неделе я точно пойду. Потому что никто не хочет.

– А ты – хочешь? – засмеялся Сережа.

Как же он смеется! Весь мир искрится вокруг…»

Да фу ты, ерунда какая! Что она в нем увидела? Лоб, подбородок… А смеется папа, как будто квакает большая мокрая жаба. Ну или не жаба – лягушка… Или не лягушка… Просто я сейчас очень зла на него.

«Сережа взял меня за запястье и сказал:

– Пойдем, я тебе кое-что покажу.

Мы пришли на край поляны, дальше с одной стороны был пологий склон, с другой – резкий обрыв в ущелье. Мы встали на краю обрыва. Он показал на вершины:

– Красиво, правда? Я вчера отсюда уйти не мог. Как будто что-то держало. Хотела бы здесь жить всю жизнь?

Он так на меня посмотрел… Он не сказал «со мной», но… Но мне показалось, что глаза его именно это спрашивали.

Он не отпускал мою руку, и это была самая счастливая минута моей жизни. Самая счастливая. Вообще с тех пор, как погибли родители, прошел год. И этот год был ужасный. Я совсем не могла жить. Приходила в пустой дом. Не хотела готовить. Садилась за стол, наливала чай и сидела до ночи – читала, писала. Аспирантура, куда я поступила, очень спасала меня. Мне не нравилась тема, которую мне дали, ну и что. Пишу и пишу – какая разница, о чем. Я не знала, как я оживу. И не хотела оживать. Тяжело было находиться в доме, где мы жили с родителями и где больше их нет.

Я поехала сюда, потому что вдруг поняла – больше всего я хочу попасть в такое место, где стираются все каждодневные привычные ориентиры, где все ощущается по-другому. А где это может быть? На море и в горах. На море я такого дикого места не нашла. И вот подвернулась эта непонятная экспедиция “в поисках йети”. Дело не в снежном человеке. Я не думаю, что многие, кто сюда поехали, верят в него. Поэтому и идти не хотят на ночевку. Кто-то из страха не хочет – мало ли что может там ночью быть, ведь никто не знает, какой он, этот йети. А кто-то поехал, потому что это весело, гораздо веселее, чем просто ходить по горам по маршруту. Столько разговоров о снежном человеке, столько глупостей говорят… И смеются. Вот за этим, наверное, и ехали».

Интересно. Мама училась в аспирантуре, но диссертацию не дописала… Или не защитила ее. Почему? Она никогда не рассказывала.

«Мы стояли с Сережей и смотрели на эту бесконечную красоту. Я ее вижу, с самой первой секунды, как я здесь. Если честно, красота для меня здесь – главное. Невозможно не смотреть.

Я не знаю, что такое красота. Не знаю ее определения. Гармония? У нас внутри есть какой-то тайный инструмент, ощущающий соотношение красок, волнующийся от прекрасных цветов – глубокого синего, снежно-белого, чисто-зеленого, того природного зеленого, который трудно повторить на полотне, не получается, тускнеет все, потому что настоящий зеленый – лишь в природе. Он разный, и он иной, чем тот, что рисуем мы. Гармония – это определенные углы, линии, соотношение пропорций. Сколько потрачено впустую бумаги и сил, чтобы рассчитать математически красоту! Это невозможно. Есть отталкивающе неприятные лица, в которых абсолютно правильные пропорции. А есть милые и совершенно неправильные. Ты можешь равнодушно пройти мимо совершенного по пропорциям дерева и застыть около неровного, выросшего на одну сторону… Это загадка, которую человек снова и снова разгадывает.

– Видишь, да? – спросил меня Сережа. – Как красиво. Я хотел тебе показать.

Мне? Почему? Я осторожно высвободила руку, потому что мне стало очень неловко. Бесконечно приятно, но… неловко. Он негромко засмеялся и обнял меня за плечи. Как мне это понимать? Как знак чего? Дружбы? Что мы одинаково видим природу? Понимаем ее? Или это что-то другое, что я и называть боюсь?»

Я вздохнула и отложила тетрадку. Если бы мама сама не попросила меня, я бы никогда читать этого не стала, даже если бы случайно обнаружила дневник на антресолях. Все-таки читать чужие дневники – сложно. К тому же я все вижу другими глазами. И как-то мне… неудобно это читать. Может, заглянуть в конец? И всё?

Я перевернула листы. Открыла самую последнюю страницу. Там была написана всего одна фраза:

«Потому что так не может быть. Не может!»

Всё, больше ничего. Ну что ж, придется дальше читать.

В дверь позвонили. За дверью стояла, переминаясь с ноги на ногу, Настя Козочкина, мамина ученица.