Габриэль Гарсиа Маркес. Биография - Джеральд Мартин

В столицу Италии Маркес прибыл 31 июля. Там стояла такая же жара, как и в Женеве. Носильщик проводил его от вокзала до ближайшего отеля на улице Национале. «Это было очень старое здание, — вспоминал он многие годы спустя, как обычно, сдабривая свой рассказ долей вымысла, — реконструированное с использованием разнородных материалов; каждый этаж — отдельная гостиница. Мои окна находились так близко от развалин Колизея, что можно было видеть тысячи котов, дремлющих на жарких террасах, и чувствовать едкую вонь несвежей мочи»[472]. Что касается самого Вечного города, о нем колумбийский специальный корреспондент в то время отправил на родину всего два репортажа. В одном сообщалось о том, что папа Пий XII отдыхает в Кастельгандольфо, где проводит публичные аудиенции. Репортажи были написаны в почтительном тоне, дабы угодить верным католикам, и в то же время полнились ироничными инсинуациями, призванными позабавить менее религиозных читателей газеты, которая как-никак представляла интересы либералов левого толка. Гарсиа Маркес тонко намекал, что понтифику негоже идти по стопам голливудских знаменитостей, на которых стремятся походить современные политики, сообщая информационным агентствам свой рост и размер обуви, ведь, что ни говори, а эта святейшая особа — здесь Маркес приглашает читателей поразмыслить вместе с ним — всего лишь человек!

Маркес лелеял план поездить по Восточной Европе, откуда будет невозможно посылать репортажи, но понимал, что должен выдать нечто мощное, дабы заранее заработать себе такой «отпуск». Он не стал писать о политическом положении в Италии, которая все еще находилась на переходной стадии от довоенного фашизма к послевоенной христианской демократии и от общества с преобладающим сельским населением к обществу с преобладанием горожан. Его первая большая статья представляла собой серию очерков под заголовком «Скандал из-за Вильмы Монтеси». Над этим материалом он работал весь август, называя его скандалом века, что, конечно же, было преувеличением. Монтеси, дочь плотника, была убита двумя годами раньше. В тот момент, когда Маркес писал свою статью, по-прежнему оставалось неясным, почему информацию о преступлении тщательно скрывали, хотя причины были очевидны: развращенность высшего общества, коррумпированность полиции и политические игры. (Считается, что этот случай вдохновил Федерико Феллини на создание культового фильма «Сладкая жизнь», вышедшего на широкий экран в 1959 г.) Гарсиа Маркес посетил квартал и дом, где жила Монтеси, побывал на расположенном в 42 км от города пляже, где было найдено тело убитой, и заглянул в парочку баров, где местные жители могли бы рассказать ему кое-что об этом событии. Что касается всего остального, он весьма умно распорядился сведениями, полученными из других источников, провел собственное расследование и написал один из своих наиболее ярких репортажей[473], который в El Espectador проанонсировали следующим образом: «Вот уже месяц Габриэль Гарсиа Маркес посещает места, связанные с той трагедией, и до мельчайших подробностей выяснил все обстоятельства гибели Вильмы Монтеси и последовавшего судебного разбирательства»[474].

Маркес мгновенно понял, что интерес представляет не только фактический материал данного дела, которое само по себе является детективной историей, — время, место и обстоятельства происшествия предопределяют будущее. Один искусствовед позже назовет это «перекрестьем кино, папарацци, желтой прессы, женщин и политики»[475]. Маркес ставил перед собой задачу выяснить, есть ли неизбежная связь между неореализмом в кино и распространением социалистической эстетики, как в то верили сами итальянские выразители этих идей. Задолго до появления рецензий авторитетного французского кинокритика Андре Базена Маркес внутренним чутьем постиг, что итальянские фильмы той эпохи — это своего рода «воссозданные на экране репортажи», отражающие «правду жизни», что превращает итальянское национальное кино в некую «форму радикального гуманизма»[476]. Именно это подразумевали и кинорецезенции Маркеса, которые он писал в Боготе. Возможно, он также отмечал, что кинематограф и журналистика Италии послевоенной эпохи, по-своему переосмыслив голливудский метод мистификации, создали совершенно новый, более критический подход к представлению знаменитостей (зная это, Маркес сможет защитить себя, когда сам станет знаменитым) и что даже те, кто не пользовался известностью — это была более зловещая тенденция, — воображая себя знаменитостями, вели себя так, будто они постоянно находятся перед камерами, на всеобщем обозрении, и есть опасность, что их представят в ложном свете или даже предадут. На том этапе развития киноведческой мысли не многие пришли к пониманию, что речь вообще не шла ни о какой правде или реальности, которые надо отображать. Это установят теоретики постмодернизма, и Гарсиа Маркес благополучно дождется их появления.

Отослав на родину репортажи о Монтеси, которые будут опубликованы в период с 17 по 30 сентября, Гарсиа Маркес поехал в Венецию, чтобы принять участие в 16-м ежегодном кинофестивале. Впервые после войны в Венеции, равно как и в странах Восточной Европы, зима наступила рано. Несколько дней Гарсиа Маркес впитывал в себя атмосферу великого европейского киноконкурса и с утра до ночи смотрел фильмы, от случая к случаю совершая экскурсии по Венеции, подмечая эксцентричные черты итальянцев, наблюдая за богатыми и бедными, которых разделяет огромная пропасть. Бедные итальянцы, по его словам, «всегда теряют, но теряют по-другому — весело»[477]. Такими же в его представлении были и латиноамериканцы, и на протяжении почти всей своей литературной карьеры он будет внушать своим соотечественникам, чтобы они довольствовались тем, какие они есть. Спустя годы он добавит, что у итальянцев «одна цель в жизни — жить», ибо они «давным-давно поняли, что жизнь дается один раз, и это, разумеется, вызвало у них аллергию на жестокость»[478].

Как и в Женеве, он старался извлечь наибольшую выгоду из своего положения, писал репортажи как о самих фильмах, так и на менее серьезные темы: отметил, кто из кинозвезд приехал на фестиваль, кто не приехал; выразил разочарование по поводу увядающей красоты Хеди Ламарр, которая некогда произвела фурор в Венеции, появившись нагой в одной из сцен «Экстаза»; с презрением отозвался о лицемерии Софи Лорен, якобы с неохотой каждый день появляющейся на пляже в разных купальниках; дал скептическую характеристику Анук Эме, которая мнила себя звездой, а держалась вовсе не как звезда. Хотя «Золотого льва» получил Карл Теодор Дрейер за фильм «Слово» («Ordet»), Маркес пророчески отдал свои симпатии молодому итальянскому режиссеру Франческо Рози, привезшему на фестиваль фильм «Друзья по жизни» («Amici per la pelle», 1955). О нем колумбийский журналист высказался следующим образом: «…двадцатидевятилетний парень с взлохмаченными волосами и лицом футболиста. Он стоял и совсем как футболист принимал поздравления зала, чествовавшего его громом оваций, какого еще не слышал этот кинодворец»[479].